- Мария, ты где?

- Рядом, любимый – за спиной слышится скрип снега под сапогом бронескафандра, на плечо Джеймса опускается рука Марии.

- Быстрее в машину – ворчит Джеймс. Не хватало еще…. Нет! Марию он здесь не оставит. Никогда в жизни.

- Слушаюсь, фельдфебель – звенит задорный девичий голосок.

Опершись на плечо Джеймса и борт машины Мария Ли запрыгивает на площадку и протягивает Джеймсу руку. Фельдфебель отступает на шаг, подпрыгивает и перемахнув через борт опускается точно между девушкой и рядовым Ником Томсоном. Мария восхищенно ахает. Ерунда. Низкая гравитация планеты позволяет выкидывать и не такие фортеля.

Не смотря на звучащий в ушах нежный мурлыкающий голосок Марии, на душе мерзопакостно, словно кошки нагадили. Отступаем, черт подери! Бежим, хоть и огрызаемся, если на хвост наступят. Бой закончился меньше часа назад. Оставшаяся в заслоне рота развернулась и отбила атаку маневренной группы коатлианцев. Видимо, вырвавшийся вперед авангард, передовое охранение.

Джеймс уже радовался – удержались, остановили бег. В коротком яростном бою опрокинули противника. Осталось закрепиться, дождаться усиления и серьезно готовить линию обороны. Куда там! Из штаба пришел приказ: грузиться на машины и галопом вслед за остальными частями. Не задерживаться. Обидно до слез, мать их за ногу!

Рота почти готова к маршу. Командир сам идет вдоль машин, проверяет, все ли погрузили, не забыли ли чего? Джеймс скосил глаза на лежащие рядком в стороне от дороги тела. 18 бойцов потеряли, это вместе с соседями. Хорошо, удалось вынести ребят из боя, чтоб похоронить по-человечески. Ротный лично приказал, заставил пройтись по полю боя, собрать тела. Да бойцы и не возражали – дело хорошее. Нельзя своих бросать, хоть живыми, хоть мертвыми.

- Джеймс – прозвучало на закрытом канале связи. Сенсоры уловили, навалившуюся сверху на броню тяжесть. Это Мария, обняла и попыталась прижать к себе Лаумера. Со стороны попытка обниматься в бронескафандре могла показаться смешной, ну не предназначена броня для этого.

- Мне страшно.

- Отвернись, любимая. Не смотри. Сейчас все закончится.

Из темноты вынырнул боец с массивным ребристым стволом плазмогана в руках. Адольф Эйке, ему сегодня выпала незавидная работа могильщика. Что будет дальше, Джеймс прекрасно знал, сам не раз видел.

Яркая вспышка. Шипение. Гулкий звук удара. Треск. Противный скрип и шкворчание  плавящейся, кипящей земли. Затапливающее все вокруг белое облако пара. Вот и все. Разряд плазмы в мгновение ока испепелил, разнес тела на атомы. Заодно в грунте проплавилась целая канава. Капрал Эйке плазмы не жалел. Огненное погребение – самое лучшее для солдата. Чтоб сразу на небо. Чтоб ничего не осталось, ни клочка плоти. Чтоб гномы тела наших ребят не выкопали. Не копались у них в кишках.

Лейтенант Комаров из пятой роты говорил: именно так, в звездном пламени плазмы и следует хоронить бойцов. У них на Руссколани всегда стараются кремировать тело. Душа сразу улетает на небо, ничего ее внизу не задерживает. Возвращаться некуда, остается одна дорога – в рай. Как там на самом деле, Джеймс не знал и никогда не задумывался. И в Бога он никогда не верил – старые сказки для выживших из ума стариков. Впрочем, у самого Комарова есть все шансы проверить – как там на том свете? Лейтенант погиб этим днем, накрыло термобарическим снарядом.

- Все погрузились? – интересуется старлей. Ответа нет. Он и не нужен. Риторический вопрос. На тактической карте прекрасно видно, бойцы уже сидят в машинах. Последним в «Скунс» заскочил Адольф Эйке. Бедолага. Досталось ему сегодня. Капрал остановился перед распахнутой дверцей, забросил внутрь плазмоган, обернулся и быстро перекрестился. У него за спиной еще потрескивал остывая гранит. Только затем Эйке полез в машину.

Пробравшись на свое место рядом с мехводом, Джеймс последний раз окинул окрестности взглядом. Не возвращаться бы сюда никогда, и никогда не видеть эту проклятую планету. Пейзажи паршивые, гнусные, и смертей слишком много было за последние дни. Лучше пусть флот в следующий раз с орбиты работает, закатывает континенты под стекло.

В трех сотнях метров от дороги сереют развалины какой-то коатлианской фермы, обгорелые стены, зияющие проломы, кучи мусора, обломки. Инфравизоры улавливают яркое пятно на фоне чудом уцелевшей стены дома. Тело Джеймса реагирует автоматически, на рефлексах. Мгновение и рельсовик буквально вылетает из заплечного фиксатора и оказывается в руках. Перед глазами зажглись перекрестья прицела, изображение приблизилось и приобрело четкость.

Коатлианец, стоит и смотрит на людей, безоружен, только в руках нечто вроде совковой лопаты. Палец фельдфебеля касается спусковой кнопки. Ствол винтовки наведен прямо на грудь уродца. Еще полсекунды, и тяжелые пули разорвут, швырнут в стену тщедушное тельце гнома.

Стоп. Медленный вдох и выдох. Джеймс усмехнулся, хмыкнул про себя и опустил оружие. Слишком много смертей за последнее время. Странно, но он больше не хотел убивать, по крайней мере, без пользы. Коатлианец не опасен и безобиден. Несчастный абориген, так люди называли гражданских в отличие от вражеских солдат, рыскает среди развалин своего дома. И как он здесь выжил? Не замерз, не попал под шальной снаряд, и не пристрелил его никто. Везунчик. Раз выжил, пусть и дальше живет.

Не смотря на свои убеждения, Джеймс не испытывал к коатлианцам ненависти. Вообще, ни каких чувств, ноль эмоций. Разве может нормальный человек ненавидеть жару, холод, или комаров? От них можно и нужно защищаться, их можно не любить, не больше. Ненавидят людей, равных, а не этих существ. Их можно просто убивать, как убивают комара или брызгают в помещении репеллентом от насекомых. Если взбредет блажь, можно пожалеть и отпустить. Они не люди, они даже не животные, так: «негативные факторы окружающей среды», говоря по-научному.

Затем был ночной стремительный марш по шоссе. Набитые людьми машины шли без остановок. Вдоль дороги проносились развалины, редкие перелески, затянутые льдом речки и озера, иногда встречалась разбитая техника. Только вчера в этом районе шел бой. Глубокий прорыв коатлианской танковой группы, с большим трудом и кровью остановленный людьми.

Наконец впереди на фоне светлеющего неба на горизонте проступили тонкие шпили и прямоугольники городской застройки. Колонна прошла мимо разбомбленного завода и остановилась. Как явствовало из краткого пояснения на карте, здесь поработала вражеская авиация. Кругом виднеются воронки, корпуса выгорели изнутри, зияют проломами. Все вокруг превращено в хаотическое переплетение металлоконструкций и термопласта. К счастью, удар пришелся в пустоту, на заводе тогда никого из людей не было. Только работали активные ловушки, имитировавшие развернутый на территории танковый полк.

Комп-коммуникатор издал тихий писк, напоминая Джеймсу о поступившей информации. Очередной приказ штаба. Привычное для бронепехоты указание: занять оборону, оборудовать рубежи, установить связь с соседями и распределить сектора ответственности. Следом шел файл с подробной картой, временем подхода бота снабжения с боеприпасами. Расписание операции, возможные варианты действий на случай вражеской атаки, координаты позиций нашей артиллерии и танкистов.

Джеймс Лаумер спрыгнул на землю одним из первых. Привычным движением похлопать по кожуху аккумуляторов, проверить уровень заряда. Бросить взгляд на индикаторы боеприпасов, поправить кассету с одноразовыми огнеметами «Муспель». Все на автомате, не думая.

Голова фельдфебеля в этот момент была занята куда более важными проблемами. Следовало раскидать отделения по позициям, выделить резерв, найти, где установить пулемет и тяжелые гранатометы. Заодно проконтролировать командиров отделений, чтоб людей правильно расставили, заранее пути отхода на резервные позиции назначили. Работы у взводного перед боем хватает. В бою же еще больше – приходится работу бойцов координировать.

- Командир, когда все это кончится? – неожиданно поинтересовался Адольф Эйке.