– Такого – никогда, – замахала руками миссис Грэйнджер. – Ты умудрялась всегда как-то выбираться из своего манежика, доставать откуда угодно вещи, которые я прятала от тебя, и ещё ты никогда не болела.

– Мама забывает о том, что ты к тому же умудрялась не зарабатывать синяков и ссадин, даже когда падала голыми коленками на асфальт, – добавил мистер Грэйнджер, заходя на кухню. Он уже совершенно пришёл в себя и от души веселился, – или они заживали с поразительной быстротой.

– А ещё ты дружила со всеми животными и даже как-то притащила домой с реки какого-то ужа! – засмеялась мать. – Тебе было лет пять, и ты устроила настоящую истерику, когда Джерри его выбросил. Кричала, что он твой друг и что он рассказывал тебе сказки.

– Правда? – заинтересовалась Гермиона.

– Да, у тебя была богатая фантазия, – хмыкнула её приёмная мать.

– Боюсь, что я говорила правду, – рассмеялась ведьма, – и вы действительно избавились от моего хорошего приятеля. Надеюсь, я не много ему наобещала…

Она с улыбкой обернулась и поймала растерянный взгляд папы.

– Просто я могу говорить со змеями, – пожала плечами ведьма, – это у меня наследственное.

И тут миссис Грэйнджер разбила в мойке стеклянную тарелку.

– Ты не поранилась, мама? – заволновалась Гермиона и тут встретилась с испуганным взглядом пожилой женщины. Вздрогнула и перевела глаза на папу. А потом опустила в пол.

Повисла пауза, затем Генриетта забила ладошкой по столику, привлекая к себе внимание. Гермиона рассеянно потрепала её по голове, не поднимая взгляд.

– Это действительно так, – наконец тихо выдавила колдунья, обращаясь к приёмным родителям, – то, что вы сейчас подумали. Я действительно всё знаю.

Миссис Грэйнджер судорожно втянула воздух.

– Я уже давно знаю, вы просто не помните. – Гермиона вынула из-за пояса палочку и направила её на мойку. – Репаро! Я уже больше пяти лет знаю, кто мои настоящие родители, – ведьма подняла глаза на мистера и миссис Грэйнджер, – но это ничего не меняет.

– Ты… знаешь? – робко спросила её приёмная мать.

– И всё равно вернулась к нам? – прибавил мистер Грэйнджер, беря свою жену за руку.

– Ну конечно! – удивилась Гермиона. – Что за глупости?! – она осторожно вытерла личико своей дочери и принялась усердно протирать губкой измазанный яблочным пюре стол.

– И ты не ненавидишь нас? – опустив глаза, слабо добавила миссис Грэйнджер. – За эту ложь? И за то, что мы не такие, как ты?

– Мамочка, папа, – Гермиона вдруг почувствовала сильное жжение в глазах, – я не… За что мне?.. Мерлин Великий, какие же вы говорите глупости!

– Милая…

Молодая ведьма оставила всё и бросилась в объятья своей названой семьи. Етта недовольно крякнула в стульчике.

– Мы так боялись…– сквозь слёзы бормотала миссис Грэйнджер. – С того самого дня, как узнали, что ты волшебница. Каждый раз, когда ты уезжала в свою школу, каждый раз, когда оставалась там на каникулы – мы так боялись, что ты уже не вернёшься!..

В дверь позвонили.

– Это Робби, – сообщил мистер Грэйнджер, выглянув в окно.

– Волнуется, наверное, – утирая глаза, заметила его супруга и нежно погладила руки дочери.

– Я всё улажу, мамочка, – часто моргая, пообещала Гермиона, – всё будет хорошо.

Она вышла к Робби одна, оставив дочку на попечение приёмных родителей.

– Что случилось?! – первым делом осведомился сосед. – Всё в порядке?

– Да, – улыбнулась ведьма, закуривая, устроившись в кресле на террасе, – просто форс-мажор. – Она выдержала паузу, склонившись над зажигалкой. – Генриетта съела пол-упаковки капсул из моей сумки. Мама перепугалась, но, к счастью, это оказался всего лишь рыбий жир.

– Ну и переполох вы у нас устроили! – рассмеялся Робби.

– Прости, пожалуйста. Я сама испугалась. – Она задумчиво посмотрела за окно. – Генриетта – самое дорогое, что у меня есть. Я не выдержала бы без неё… И абсолютно всегда о ней переживаю. Давай, иди, успокой миссис Томпсон! Страшно подумать, что вы с ней там себе нафантазировали!..

* * *

– Это было в середине ноября, – начала рассказывать миссис Грэйнджер, – самая страшная ночь в моей жизни. Была гроза. Моей маленькой дочери не так давно исполнилось два года, и я уже не боялась оставлять её одну в комнате спящей. Я очень дрожала над ней, с самого начала. Редко оставляла без присмотра…

Было поздно. Я мыла на кухне посуду, когда услышала наверху шум. То ли стук, то ли хлопок: что-то странное. До сих пор не могу понять, что это могло быть. Возможно, не было ничего – и это просто взорвалось внутри ужасное предчувствие.

Джерри тоже услышал или почувствовал это. Он был в гостиной, и мы вместе поднялись в комнату, где спала наша дочь. Там всё было тихо и спокойно, так же, как и час назад, когда я уложила её и оставила. Успокоившись, я подошла к кроватке. На улице ярко светила луна, несмотря на ливень, и в её свете моя девочка показалась мне какой-то бледной и слишком неподвижной. Что-то оборвалось внутри меня…

В ту ночь, Гермиона, мы с Джерри нашли свою дочь в колыбели мёртвой.

Начавшаяся буря, должно быть, оборвала телефонные провода – во всяком случае, мы не смогли ни с кем связаться. Мобильных телефонов ещё не было… Да, впрочем, это уже не имело смысла.

У меня началась истерика, Джерри после говорил, что испугался тогда за мой рассудок. Я плохо помню, что чувствовала в ту ночь. Всё – как в тумане.

А потом появилась эта странная дама.

Прозвенел дверной звонок. Она стояла на нашем крыльце и ждала. Странная дама в странной одежде. Она была абсолютно сухой, хотя шёл проливной ливень, а при ней не было зонта. Эта дама держала в руках переносную детскую корзинку.

«Я знаю, что у вас произошло несчастье, – сказала необычная гостья, не давая нам с папой опомниться, – и мне известно, что о нём не ведомо никому. Выслушайте меня. Но сначала взгляните», – и она поставила на стол свою ношу, а потом отдёрнула полупрозрачную занавеску. Мне показалось, что я схожу с ума. В той корзине передо мной спала, мерно дыша и посапывая, моя умершая, бездыханная девочка.

«Случилось так, что этот ребёнок потерял родителей, – сказала наша неожиданная посетительница. – Он очень похож на малыша, которого вы лишились. – Я стала приглядываться и поняла, что она права: в корзине спала не моя дочка. Очень, очень похожая на неё, но другая. – Она – сирота, – продолжала дама, – а вы потеряли дочь. Я предлагаю вам оставить этого ребёнка у себя, взамен той, другой. И сохранить это в тайне».

Мы молчали. И я не могла отвести от малышки глаз. Джерри спросил, когда родилась эта девочка – и та дама назвала дату рождения нашей дочери.

У меня закружилась голова. Джерри потом говорил мне, что почувствовал примерно то же самое. Как будто помутнение, что-то необъяснимое и странное. Я через гул слышала слова той диковинной дамы, но видела перед собой только тебя. Такую крошечную, такую неожиданно родную, так похожую на мою дочь… На мою погибшую девочку…

Гермиона слушала эту исповедь и чувствовала, как у неё на голове шевелятся волосы. Все слова миссис Грэйнджер она видела в её глазах ясными образами прошлого.

Бледная, похудевшая и измождённая Нарцисса Малфой, усталая, измученная, несмотря ни на что, держалась уверенно и сдержанно. В её глазах была лишь холодная расчётливость. Она нашла семью, где была девочка, рождённая в нужный день – возможно, заколдовала кого-то в отделе регистрации, а может быть, существует какая-то поисковая магия… Разумеется, Нарцисса подтолкнула Грэйнджеров на столь ответственный шаг при помощи волшебства. И она изменила внешность наследницы Тёмного Лорда, сделав её похожей на погибшего ребёнка. Потом, с годами, эта лёгкая магия выветривалась сама собой…

«Погибшего ребёнка? – с жестокой иронией спросил холодный голос внутри Гермионы. – Убитого ребёнка. Не нужно обманывать себя. “Самообман – самая страшная ошибка. От него мы становимся слабыми и уязвимыми…”»

– Она говорила что-то, – продолжала миссис Грэйнджер, – говорила, что никто не заметит подмены, но всё же нам стоит первые несколько недель не показывать девочку друзьям и близким… Говорила о чём-то ещё… А потом ушла в дом. Мы с Джерри остались на террасе.