Гермиона огляделась, у неё сильно забилось сердце. Она не видела памятника, установленного после похорон, и не была здесь с того самого ужасного дня, когда от духоты и боли не хватало воздуха лёгким, и который так хотелось, но так и не удалось забыть.

«Клаудия Розалинда Саузвильт, 5 мая 1941 – 18 августа 1970; «Неизлечима боль разлуки. Разлуки той, что навсегда».

Тук-тук-тук.

В ушах зашумело от притока крови, глаза заволокло пеленой. Осторожно обходя могилу миссис Саузвильт, матери Генри, Гермиона опустилась на колени около красивого камня чёрного мрамора. «Генрих Фабиан Саузвильт, 29 августа 1962 – 17 июня 2002 года». Гермиона провела пальцем по выбитым в камне буквам. Под завитками даты витиеватой нитью струились стихи:

«И остаётся только пепел.

И серый дым. И тишина.

Забыть бы прошлое навеки –

Но эта власть нам не дана.

Уходят в небо с дымом слёзы,

Уходят в проклятую ночь.

И остаются только грёзы:

Их не достичь, им не помочь.

Всё разлетается на части,

В один момент – и навсегда.

Туманом обернулось счастье,

Смеётся полная луна.

Ушло, растаяло, исчезло

И растворилось в темноте.

Как лёгкий сон над чёрной бездной,

Как луч прощания во тьме…»

«Возлюбленному мужу, отцу и внуку, последнему из Саузвильтов».

Гермиона положила свой букет на мрамор и кончиком палочки коснулась стеблей, накладывая заклинание Вечного цветения. Сумерки сгущались, и старое семейное кладбище, подёрнутое синеватой дымкой, стремительно окуналось в ночь.

– Прости меня, Генри, – тихо прошептала молодая ведьма, присаживаясь на край надгробия и с силой прижимая ладонь к нагретому за день камню. – Прости за то, что не успела. Прости за то, что не уберегла тебя. За то, что не родила тебе сына. Прости меня за всё, что я не сделала, и ещё больше – за то, что я сделаю. А я сделаю ещё столько ошибок… Прости меня за них и не суди строго. Когда-нибудь и я устану совершать ошибки, и тогда в последний раз и навсегда приду сюда, к тебе. И мы ещё не одни сумерки встретим с тобой вместе, бок о бок, в этой сырой, но гостеприимной земле…

– Здесь – не твоя земля, – внезапно сказал за спиной Гермионы приглушённый детский голос, и она подскочила от неожиданности, быстро оборачиваясь.

Около ствола высокого векового дуба, уходящего в чернеющее небо, дюймах в двадцати над землёй парил призрак маленькой девочки. Не старше восьми лет, она была одета в кружевное платье старинного кроя с открытыми плечами, крошечные перчатки скрывали маленькие ручки, из-под подола платья выглядывали панталоны, кудрявые волосы на голове держала прошитая золотом шелковая лента. Девочка была жемчужно-белой, как и все привидения; она парила в воздухе с задумчивым видом и глубокомысленно смотрела на Гермиону большими, чуть прищуренными глазами.

– Нет, не здесь ты найдёшь свой приют, – продолжала девочка-призрак, едва заметно улыбнувшись резко повернувшейся к ней Гермионе.

– Ты кто?! – удивлённо спросила молодая ведьма, машинально стряхивая с мантии землю и прилипшую листву, но не отрывая любопытного взгляда от своей неожиданной собеседницы.

– Меня зовут Мили, – всё с той же задумчивостью представилась девочка. – А ты – Кадмина.

– Да, – растерянно улыбнулась Гермиона. – Ты… ты живёшь здесь?

– Я обитаю в подвалах замка, – покачала головой Мили. – И очень редко бываю на кладбище.

– И давно ты… там обитаешь? – уточнила Гермиона. Девочка выглядела очень маленькой, а наследнице Тёмного Лорда всегда сложно было воспринимать привидения детей просуществовавшими много больше того возраста, на который они выглядели.

– Давно, – улыбнулась Мили, – многие сотни лет. Печально, – меланхолично продолжила она, – я буду здесь вечно, и уже повидала немало. Вот оборвалась древняя фамилия... А там и кровь Саузвильтов иссякнет на этой земле. А я останусь…

– Ну… может быть ещё и не иссякнет, – попыталась подбодрить её Гермиона. – Я надеюсь, во всяком случае, что это случится нескоро.

– Восемь лет – опасный возраст для членов нашей семьи, – задумчиво и невпопад сказала маленькая девочка. – Многие здесь, – она обвела взглядом окутанное ночью кладбище, – так и не перешагнули этого рубежа. И я… побоялась, – доверительно улыбнулась она Гермионе. – Меня не ожидало ничего хорошего, там, за этой чертой, – добавила девочка повествовательным тоном. – И последний, в чьих жилах течёт наша кровь, расстанется с этой землёй в восемь лет, – внезапно закончила она. – Не волею своею, но по воле крови своей; жертвою за грехи предков своих, отмеченный врагом и закланный другом, омытый слезами и кровью на ложе смертном своём.

– Откуда ты знаешь? – почему-то тихо спросила Гермиона, кутаясь в шаль. Жемчужно-белая Мили мерцала в тусклом лунном свете.

– Знаю, – странно улыбнулась девочка. – Я многое знаю. Многое узнала за свои земные восемь лет и за все века после. Ты тоже изведаешь ещё многое, очень многое. Тебя ждёт безграничное счастье и безмерное горе, и всё ещё не раз переменится в твоей жизни. Нужно только уметь не останавливаться и всегда идти вперёд. Дорога ко грядущему изменчива, и тем, кто не способен прозреть все сюрпризы её заранее, извечно любопытно следовать вперёд. Тебя ждёт длинный путь. И окончится он не в этой земле, – проговорила Мили, кивая на могилу у ног Гермионы, – но пускай это не тревожит тебя. Ты не будешь бродить призраком по миру живых, а там, куда ты отправишься, отнюдь не важно, где и как истлел твой бренный прах.

– Ты очень странная девочка, – задумчиво сказала Гермиона. – Пойдём к дому? Мне здесь зябко.

– Иди, я провожу тебя, – кивнула Мили и поплыла за Гермионой к дорожке, ведущей от кладбища к замку.

– Ты – провидица? – осторожно спросила молодая ведьма, когда они выбрались на аллею. – Сбывалось ли то, что ты «знаешь»?

– Ты не веришь в предсказания, так к чему мне пытаться тебя убедить? – опять улыбнулась Мили. – Многие властны поменять свою судьбу. И некоторые способны увидеть, на что они в итоге её поменяют. За людьми интересно наблюдать.

Они приближались к дому.

– Ты не войдёшь, – скорее констатировала, чем спросила Гермиона.

– Мое место не здесь, а глубже, там, в земле, – со странным выражением лица кивнула девочка на каменный цоколь замка. – Но мы ещё увидимся. Приходи завтра на мою могилу, мне нравится говорить с тобой. Я видела, как мы с тобой разговариваем.

– В каком…

– Мадам! – раздалось с крыльца, и Гермиона резко обернулась – на ступенях стояла горничная Дина. – Меня послали отыскать вас!

– Зачем?

– Госпожа спрашивала к ужину. – Дина, прищурившись, посмотрела куда-то за спину Гермионы. Та обернулась, проследив за её взглядом, – но Мили уже не было: только темнота ночной аллеи. – Мне показалось, что я видела призрак, – подала голос служанка.

– Да, – Гермиона начала подниматься на крыльцо. – Девочка восьми лет по имени Мили.

– Никогда не видела здесь привидений, – удивилась Дина. – Хотя уже четыре года служу в этом доме. Даже не знала, что здесь они есть.

– И я не знала, – вздохнула Гермиона. – Миссис Саузвильт в столовой?

– Да, мадам, ожидают вас. А юная фройляйн спит.

Гермиона прошла в большую комнату и нашла Адальберту за столом. Ей показалось, что та только что говорила с кем-то, но комната оказалась пустой. Гермиона скользнула взглядом по большому безлюдному холсту с колоннами, висящему слева от стола, и вздохнула. Серебряный дракон с изумрудами глаз, герб Саузвильтов, казалось, смотрел на неё сочувственно из ниши над пустой картиной.

– Ты гуляла, Кадмина? – с лёгкой ноткой упрёка спросила Адальберта, пододвигаясь к столу. Гермиона тоже заняла своё место.

– Ходила на кладбище, – кивнула ведьма, без интереса обозревая дымящийся ужин. – Миссис Саузвильт, здесь есть привидения? – спросила она.