Учащиеся Даркпаверхауса носили ярко-сиреневые мантии и такие же остроконечные шляпы, из-за чего бушующий в коридорах поток резал красочностью глаза.
Из многочисленных Чёрных Зверей с Гермионой курс легилименции изучали только двадцать человек. Этот предмет не был обязательным, в отличие от окклюменции, умения защитить своё сознание от посторонних вмешательств, которую в Даркпаверхаусе проходили на пятом курсе все.
На столе в ещё пустом классе Гермиона обнаружила букет огромных невянущих роз и с раздражением растворила его взмахом волшебной палочки. Затем уселась на своё место и вытащила из ящика план уроков. Хорошо, что вчера днём после погребения, пока она аккуратно посещала все церемонии прощания, Северус любезно провёл в гимназии тест на умение скрывать свои эмоции у обеих групп Огненных Энтузиастов разом, освободив, таким образом, ей сегодняшний первый урок.
Внезапно над головой ведьмы взорвался сияющий дождь разноцветных блёсток, которые усеяли всё кругом и медленно растворились.
– Здравствуйте, мадам Малфой! – поприветствовал свою преподавательницу высокий молодой гимназист, как всегда первым вошедший в класс легилименции.
– Мистер Мур, вы вновь испытываете моё терпение? – стараясь сохранять самообладание, отчеканила Гермиона. – Я назначу вам наказание!
– Это всё, чего я желаю, – уверил её Чёрный Зверь, ловким движением протягивая длинную красную розу, которую прятал за спиной.
– Занимайте своё место, – строго велела раздосадованная волшебница, игнорируя подношение. В класс, хихикая, подтягивались остальные Чёрные Звери; издалека послышался удар колокола, возвещающий о начале урока.
Фил Мур был личным проклятием молодой преподавательницы Даркпаверхауса. Вбив себе в голову, что пылает невообразимой страстью к наследнице Тёмного Лорда, этот дерзкий шестикурсник донимал её своими безграничными ухаживаниями вот уж который год подряд.
Мура не смущали ни отец Гермионы, ни её супруг, ни подрастающая дочь. Впрочем, он ни разу не перешёл за рамки приличий, лишая свою «возлюбленную» возможности адекватно на него пожаловаться. И приходилось терпеть – ну не мистеру же и миссис Мур, в самом деле, слать сову с укорами за то, что их сын колдует ей невянущие розы и преподносит дорогие конфеты к праздникам?..
Люциус только посмеялся над нарисовавшимся соперником и уточнил у супруги, должен ли, по её мнению, убить наглеца или можно закрывать глаза на подобное вероломство.
Убивать Мура Гермиона запретила, но день, когда тот окончит школу, всё равно невольно ждала. Или хотя бы тот момент, когда Фил перейдёт на седьмой курс, в программе которого её уроков не имелось.
Год назад Мур особенно угнетал Гермиону. Когда Чёрные Звери проходили окклюменцию, и она постоянно была вынуждена испытывать их достижения, наглый гимназист нарочно не сливал в Омуты памяти перед практикой именно те, касающиеся своей преподавательницы фантазии, которые могли её смутить.
Кроме того, Гермиону очень сильно напрягало то, что эта «страсть» её ученика была притчей во языцех всей гимназии. И постоянной театральной программой для Чёрных Зверей.
– Садитесь, – громко велела мадам Малфой, и эти слова, сказанные вслух, были последним из того, что она собиралась произнести в течение ближайшего часа.
Недавно Чёрные Звери закончили с эмпатической легилименцией и перешли к чтению мыслей. Всё прошлое занятие Гермиона хранила молчание, общаясь со своими учениками невербально – и это прошло довольно успешно. Чёрным Зверям предстояло в такой же форме сдавать итоговый тест по чтению мыслей на следующей неделе, и преподавательница не собиралась сбавлять взятый темп. С изучающими легилименцию вообще намного проще – ведь в основном этот курс продолжают лишь те, у кого есть на то способности.
«Приветствую вас сегодня, – отчётливо подумала Гермиона, устремляя глаза в притихшую, напряжённую аудиторию. – Перед тем, как мы перейдём к новому уровню, я хочу, чтобы каждый из вас зажмурился и сосчитал до пяти».
Двадцать пар глаз тут же послушно закрылись.
Очень хорошо.
«Итак, все вы освоили практику обмена мыслями, – удовлетворённо подумала Гермиона, обращаясь к аудитории, когда Отто Гвинбург, считавший, судя по всему, медленнее прочих, наконец открыл глаза. – Читать мысли, специально направленные на вас, довольно несложно. На прошлой неделе мы научились видеть текущие мысли тех, кто не направляет их вам, но и не защищается. Мисс Меламур, вы разобрались с затруднениями?»
– Всё в порядке, мадам, – подала голос светло-русая ведьма с дальнего ряда, и сидевшая перед ней Ятта Дельмонс вздрогнула.
«Кто напомнит мне, о чём говорит в этом случае закон? – продолжала Гермиона. – Мисс Пуанкари?»
Высокая и красивая гимназистка с первой парты поднялась, изящно откинув свои шикарные густые волосы, и заговорила струящимся, мелодичным голоском:
– Чтение мыслей несовершеннолетних, то есть не имевших возможности научиться защищать свой разум, строго преследуется законом, что, в частности, оговорено в Моральном кодексе волшебника 1852-го года. Чтение мыслей детей до семи лет не преследуется, но и не приветствуется в отношении малышей посторонних. Так как доказать момент проникновения в мысли практически невозможно, вопрос этот в большинстве случаев остаётся в сфере морального.
«Что насчёт совершеннолетних волшебников, Женевьев?» – мысленно спросила Гермиона.
– В соответствии с Законом об образовании, до 2001-го года умение защищать свой разум развивалось в молодых волшебниках во время последнего курса Средней школы; согласно Реформе образования, эти знания теперь даются на пятом курсе. Таким образом, совершеннолетний волшебник считается способным закрывать своё сознание, и попытки увидеть мысли и эмоции через глаза собеседника не выходят за рамки дозволенного законом или приличиями. В то же время проникновение в память и применение…
Гермиона подняла руку, останавливая гимназистку. Она знала, что Женевьев Пуанкари может отвечать без всякой запинки часами, если её не удержать.
«Проникновения в память и заклинания мы пока не трогаем, – отчётливо подумала Гермиона, снова обращаясь к аудитории. – Садитесь, – добавила она Женевьев. – Как сказала мисс Пуанкари, любой волшебник имеет моральное право пытаться проникнуть в мысли своего собеседника. Я сейчас ни в коей мере не подразумеваю проникновения в память: всем незаконным мы с вами займёмся в следующей теме».
Гимназисты захихикали, и Гермиона предостерегающе приподняла руку – не следует отвлекаться.
«Итак, – всё с той же отчётливостью подумала она, переводя взгляд с одного внимательного лица на другое, – глаза – это проводник: прозрачное стекло между миром внешним, – Гермиона сделала круговой пас рукой, – и разумом человека».
Невербально общаясь со своими учениками, молодая ведьма сидела перед аудиторией за столом, локтем одной руки облокотившись о его поверхность. Она смотрела перед собой широко раскрытыми внимательными глазами, улавливая любое движение тел и мыслей присутствующих. Гермиона не моргала, держала спину идеально прямой, а лицо – суровым и строгим. Её взгляд быстро перебегал с одних сосредоточенных глаз на другие, а левая рука легко покоилась на колене, чуть выглядывающем из-за стола. То и дело эта рука взметалась вверх, привлекая внимание или повелевая остановиться.
Все пятьдесят минут урока Гермиона молчала, плотно сомкнув губы. Она производила впечатление Фемиды(2), но с повязкой на устах: беспристрастная, всё зрящая насквозь, величественная и непреклонная.
Теперь леди Малфой с грацией поднялась на ноги, сделала несколько шагов и обеими руками оперлась о кафедру. Немного подалась вперёд и то и дело поводила головой – таким странным способом жестикулируя своим мыслям.
«Если ваш оппонент хорошо владеет окклюменцией, – чётко думала Гермиона, продолжая лекцию, – он умеет затуманивать этот проводник, мнимое стекло, опускать тюль, тяжелый бархат или даже плотно закрывать ставни, – безгласно вещала она. – Ваша задача – разглядеть щель».
