Но истязатель быстро положил конец этой извращённой жажде. Отбросив розги, он взял с клетчатого пледа небольшой кнут – и первый же удар заставил Гермиону взреветь и позабыть о всяком подобии наслаждения.
Кнут состоял из короткой деревянной рукоятки с плетённым кожаным столбцом и медным колечком на конце; к этому колечку крепился ремешком «хвост»: длиной около двух футов, сделанный из широкого ремня толстой сыромятной кожи, выделанного желобком и загнутого на конце когтем. Этим-то «хвостом», твердым как кость, Тэо и наносил новые удары. И каждый глубоко пробивал тело пленницы: кровь теперь действительно лилась ручьями, а кожа на спине жертвы стала отставать кусками, вместе с мясом.
Гермиона пыталась забиться за столб – но лишь получила болезненные раны на руках и бёдрах. Ей казалось, что она расстаётся с реальностью, что всё её существо превратилось в одну-единую болезненную гематому. Ни трансгрессировать, ни применить магию, ни просто вырваться и убежать…
Она теряла сознание. Отключалась на целые минуты, снова приходила в себя. Тошнота смешивалась со жгучей болью, всё тело будто пульсировало, перед глазами плыли мерцающие разводы, окрашенные в лиловый и пурпур. Она чувствовала выступающую испарину, и к наполнявшему воздух дурманному аромату крови примешивался запах пота. Ноги немели, земля уходила прочь или уносилась вверх. Несчастная снова осела на землю, уже почти полностью расставшись с пульсирующей действительностью. Только очередной хлёсткий удар выводил её из транса приступом ядовитой боли, пропитывающей своими испарениями всё её существо.
Неожиданно экзекуция прекратилась. Тэо подошёл к Гермионе.
Она, вынырнувшая на миг из своего дурмана, чувствовала тошноту и головокружение, готова была вот-вот окончательно потерять связь с реальностью, и всем своим существом мечтала об этом.
Внезапно ведьму окатило ледяной водой: стекая с головы, струи будто превращались в кипяток, попадая на многочисленные раны. От этой неожиданности истязуемая широко распахнула глаза.
Порыв ледяного ветра обдал её пронизывающим холодом.
Тэо поднял палочку, и какое-то заклятие вздёрнуло на высоту роста её кандалы, заставив встать на ноги.
Он вскинул руку и надавил на её подбородок плетью арапника.
– Довольно, – слабо, одними губами прошептала Гермиона, и это были первые её осмысленные слова с момента начала экзекуции.
– Вот этого-то я и ждал, – усмехнулся Тэо. Отступил и с неожиданным остервенением замахнулся вновь, опуская бич на беззащитные грудь и живот своей пленницы.
Вскоре он опять сменил орудие пытки – теперь семихвостая плеть безжалостно гуляла по всему телу Гермионы.
«Только бы опять не взял кнута!» – в ужасе подумала колдунья, которую несколько освежил ледяной душ, и тут очередной удар пришёлся аккурат на её сосок, и от боли леди Малфой позабыла обо всём на свете.
…Когда не осталось уже ни времени, ни пространства, она снова услышала далёкий голос:
– А вот теперь довольно, – изрёк откуда-то Тэо, и заклятие, державшее Гермиону в воздухе, исчезло.
Она со стоном повалилась на высохший валежник. В нос ударил запах затхлой хвои. Жаркая пульсирующая боль наполняла каждый дюйм тела.
«Неужели, всё?»
Тэо перевернул её ногой – яркая луна ударила по глазам обжигающим светом. Мучитель присел на корточки и просунул руку под её затылок, приподнимая голову.
– Теперь нужно немного разозлиться, – сказал он.
Гермиона медленно выдохнула – боль сводила всё тело, от глубоких вдохов его ещё сильнее пронзало огнём – и её уста искривила дикая, немного животная улыбка.
– Или так, – удовлетворённо сказал маг, выпрямляясь и доставая палочку. – А сейчас я трансфигурирую тебя в волчицу.
В голове не взорвался фонтан мыслей: она только лежала, неглубоко и мерно дыша, обдуваемая холодным ветром, и чувствовала, как под прицелом его палочки тело начинает меняться, искривляться; как кожу пробивает жёсткая щетинистая шерсть, как изгибаются кости и суставы.
Трансфигурация человека в животное – процесс очень сложный, куда труднее анимагии. Ведь в последнем случае осуществляется превращение с задействованием энергетического уровня, волшебник принимает форму того животного, которое ближе ему самому, образ которого у него в крови. Кроме того, способность к анимагии есть не у каждого и её нужно развивать в себе годами… При трансфигурации же следует изменить, с анатомической точностью, каждую клеточку тела, каждый нерв, каждый дюйм… Изменить всё внутри и снаружи так, чтобы новый организм работал, жил.
Новый…
Боль потихоньку отступала, как и пронизывающий холод. Мир вокруг преобразился. Не было уже так темно, она видела дальше и чётче, контуры деревьев вырисовывались далеко-далеко за спиной волшебника, направлявшего на неё свою палочку. Земля перестала быть ледяной. Ночь – мертвенно тихой. Миллионы звуков наполнили её: близких и далёких, приглушённых и громких. И миллионы запахов.
Только сейчас Гермиона поняла, как она голодна.
Одним рывком поджарого мускулистого тела молодая волчица вскочила со спины на лапы и ощерила свою клыкастую пасть. Палочка Тэо вспыхнула ярким пламенем, которое рассыпалось фонтаном искр, больно ударив по нервам и глазам. Гермиона отскочила в сторону.
Метнулась к лесу.
И побежала, на ходу набирая скорость: совершенно немыслимую, безудержную – вокруг мелькали, словно пятна, силуэты деревьев и кустов, но она не врезалась в них, легко разбирая дорогу в кромешной темноте.
Внезапно Гермиона поймала запах. Острый и дурманяще-приятный, не такой, как все остальные. Остановилась. Широко раздула ноздри влажного шершавого носа.
Рядом с ней было открытое пространство, и то, что она слышала оттуда, чем-то отличалось от всех остальных звуков ночного леса. Рядом была вода. И с шумом её смешивалось звучание лакающих языков, слышались сердцебиение и ток крови, бегущей по венам.
Спазм сдавил горло.
Здесь, прямо вокруг неё, пахло земляными запахами гнили, мха, смолы, вечнозелёных растений; где-то витал тёплый, но очень резкий аромат мелких грызунов, копошащихся внизу, у корней. Ветер приносил запах воды.
Она присела и сфокусировалась на ароматах у ручья, где вскоре нашла тот, который сопровождал биение сердца и ток крови. И ещё один запах, сильный и тёрпкий, более мощный, чем остальные, и очень неприятный. Гермиона сморщила нос.
Она задумалась, её глаза всё ещё были закрыты. Молодая волчица вслушивалась, потягивая носом воздух.
Её снова опалил голод. В сознание вторгался аромат – тёплый и острый. Рот наполнился слюной, Гермиона распахнула глаза.
Она позволила себе идти за запахом к месту, откуда он исходил. Тело машинально подалось вперёд. Притаившись в кустах высохшего папоротника, разместившегося между деревьями, она увидела крупного лося с огромными ветвистыми рогами. Возглавляя четырёх других, он медленно вёл их через лес на восток.
Гермиона сосредоточилась на запахе одного из зверей, на его шее, где пульсация крови ощущалась наиболее сильно. Всего десять ярдов разделяли их. Два или три прыжка. Она приготовилась, её мускулы напряглись.
Ветер переменился и усилился, дуя с юга. Мчась меж деревьями, Гермиона не прерывалась для раздумий, стараясь не отвлекаться. Теперь дикое рычанье, вырвавшееся из её собственной пасти и перешедшее в протяжный вой, было таким неожиданным, что она замерла в полупрыжке. Это вывело её из равновесия, и секунду волчица приходила в себя, пытаясь взять голод под контроль, несмотря на то, что он нарастал.
Ветер обдул её лицо ароматом сырой земли и приближающегося снегопада, освобождая от влияния запаха, который был поистине великолепным. Гермиона снова вскинулась и одним быстрым прыжком выскочила из кустов на небольшого детёныша лося, отставшего от группы, испуганной её рыком.
Зубы безошибочно отыскали горло – вонзить в него клыки было так легко: словно стальные лезвия, они прорезали шёрстку, жир и сухожилия, будто всего этого вовсе не было там. Разрывая плоть, Гермиона стала глотать, почти не жуя, большие куски мяса, удивительно вкусного; разгрызать и крошить молодые кости несчастного животного. Оно умерло почти сразу.
