Недоумевая, Гермиона достала палочку и выполнила просьбу. Амаранта кивнула.

– Смотри внимательно, – прищуривая свои небесные глаза, обронила она.

А затем окунула правую руку в таз с водой – кожа мгновенно сморщилась, а суставы выгнулись, приобретая очертания птичьей лапки. Амаранта загребла ладонью жидкость и плеснула пригоршню на трансфигурированную кофейную чашку. И та под влиянием этой воды медленно оплыла, снова приобретая вид блюдца, будто бы магия была смыта с неё и сползала расплавленным воском.

– Один из братьев Чарли долгое время работал в лондонском отделении банка «Гринготтс», – сообщила Амаранта восторженно замершей подруге. – Его знакомый гоблин смог достать это для него. – Полувейла поставила на фарфоровое блюдце небольшую флягу, вынутую откуда-то из-под стола. – Она заколдована, – сообщила Амаранта, – там осталось шесть литров «Гибели воров», думаю, тебе этого вполне хватит.

С этими словами полувейла вновь подошла к тазу и, прежде чем Гермиона успела её остановить, зачерпнула обеими руками воды и плеснула себе на лицо.

Красота, словно расплавленное золото, сползла с него вместе с каплями зачарованной влаги. Иссиня-бледное, изуродованное шрамом лицо старухи, расчерченное прорезями глубоких морщин, заострилось, приобретая птичьи черты истинного лика вейлы. Ярко-красные глаза вампира с вертикальными зрачками сморгнули воду, оставляющую на белоснежной атласной шее Амаранты дорожки пожелтевшей дряблой кожи, напоминающие подтёки кислоты, выплеснутой красавице прямо в лицо.

– Что ты делаешь?! – в ужасе отшатнулась Гермиона.

– Ты сейчас подозреваешь всех, – разомкнула синеватые уста Амаранта, обнажая острые кривые клыки. – Я показываю тебе свой истинный облик. Во избежание подозрений.

Её черты стали разглаживаться – чары вейлы и вампирши возвращали своей владелице красоту, и вскоре только неровный шрам искажал прекрасное лицо преподавательницы прорицаний. Гермиона потрясённо молчала. У неё было ощущение, будто перед ней обнажили душу – многие ли способны вот так самоотверженно перед глазами другого человека отбросить всё напускное и фальшивое, явив свой истинный лик во всей его чудовищной неприглядности? Лишь чтобы избежать практически беспочвенных подозрений?

– Прости меня, пожалуйста, – прошептала Гермиона. – Я не хотела сомневаться в тебе. Я, кажется, скоро и сама себя начну подозревать.

– Ничего, – хладнокровно произнесла Амаранта, промакивая влажное лицо полотенцем. – Теперь только придумай поводы умывать всех своих предполагаемых предателей, и скоро дело станет ясным, – сострила она. А затем добавила: – Если, конечно, ты действительно так уж хочешь кого-либо разоблачать.

– В каком смысле? – не поняла Гермиона.

– Наилучшими побуждениями когти химер точены, – вздохнула полувейла, убирая расплескавшийся таз. – Порой потревожишь змеиное кубло – сама не рада будешь. Нехорошее у меня предчувствие, Кадмина. Недалеко до беды…

* * *

Бедолага Тэо, тоже без вины заподозренный во всех грехах, был полностью амнистирован после того, как, не задавая вопросов, согласился умыться «Гибелью воров», что и проделал на глазах Гермионы.

Пристыженная ведьма отложила волшебную палочку и стала каяться, без особого энтузиазма размышляя над тем, каким образом заставит проходить водные процедуры, например, Фреда или Женевьев Пуанкари – всё ещё остающихся в списке «подозреваемых»; или как будет поливать «Гибелью воров» Нагайну, и что ей говорить во избежание донесений Волдеморту.

«Никак не выйдет без донесений», – мрачно заключила Гермиона, и решила змеёй Тёмного Лорда заняться в последнюю очередь.

А что, если не сработает ничего? Если каждое из её смутных допущений окажется ложным?

Ходить и плескать зачарованной водицей во всех кругом? Так недолго оказаться на пятом этаже у святого Мунго!

Вот каким образом прикажете окатить колдовской жижей лучшую студентку гимназии?

И почему! Из-за того, что стала слегка невнимательной. Это уже какие-то средневековые методы вразумления гимназистов…

Выбирая из всех зол самые меньшие, после исповеди Тэо Гермиона отправилась к Рону.

Это было вечером той же субботы. Смотритель Даркпаверхауса оказался на месте, Гермиона застала его в привратницкой за штопкой.

– Как прошёл матч по квиддичу? – начала разговор леди Малфой. – Сиди-сиди, я сама чайник вскипячу.

– Заварник вымой, – буркнул Рон. – А на матче я не был.

– Как это? – удивилась Гермиона и даже вздрогнула.

– Были дела, – уклончиво пояснил Рон. – Да ну его, этот квиддич к дементорам!

Наследница Тёмного Лорда недовольно поцокала языком и вытащила из кармана заколдованную флягу. Налила в пиалу зачарованной воды и отыскала в шкафу чистую тряпку.

– Ну-ка, погляди на меня, – решительно сказала она, – ты чем-то испачкался, Рон!

И ведьма, одной рукой крепко сжав в кармане волшебную палочку, провела по рыжему лицу обильно смоченной, не отжатой тканью.

Рон отшатнулся и замотал головой, отряхивая воду, потёкшею за шиворот. Его лицо изменилось. Под влажным следом «Гибели воров» обозначились несколько крупных прыщей и густая россыпь ярких веснушек, которые на сухой части лица остались бледными и почти невидными.

– Ты зачем заколдовал прыщи и веснушки?! – опешила Гермиона, разинув рот и отступая от него с капающей на пол тряпкой.

Рон побледнел и метнулся к зеркалу.

– Что ты натворила?! – возопил он, ощупывая пальцами кожу. – Зачем?!!

– П-п-прости, пожалуйста, – пролепетала ведьма, моргая, и удивлённо расширила глаза. – А для чего? Для чего ты это сделал-то?

– Не твоего ума дело! – гаркнул привратник, горестно оценивая нанесённый ущерб. – Совсем одурела?! Чем это ты меня?

– «Гибелью воров», – прошептала Гермиона.

– То есть как «гибелью»?! Каких ещё «воров»?!

– Это просто название такое. Вода смывает магию. Ты зачем прыщи заколдовал?

– Чтобы их не было! – рявкнул злющий, как горный тролль, Рон. – А то не ясно! Ты хоть знаешь, сколько времени я… И веснушки… Утащи тебя тибетский Йети! Какого лешего ты это сделала?!

– Извини. Я думала… Ну, то есть… Ох, Рон… Я подумала, что ты можешь быть заколдованным Гарри.

– Чего?!!

– Это очень д-долгая история. Я… тут…

Рон бросил взгляд на стенные часы и побагровел.

– Долгая? – свирепо спросил он. – В таком случае расскажешь мне её в понедельник! Давай, Гермиона, топай отсюда. Отправляйся домой и поливай лучше там всех своей кислотной водицей! Муженька своего полей, может, и с него чё волшебное пооблупится.

* * *

После эксцесса в привратницкой Гермиона решила устроить в расследовании небольшой перерыв и, послушав Рона, провести остаток выходных дома.

До вечера она играла с Генриеттой, которой уделяла в последнее время позорно мало внимания. Девочка пришла от этого в бурный восторг. Она обижалась на мать и очень скучала по ней в последнее время.

Уснула Етта только после полуночи.

– Какие гости! – откомментировал Люциус появление в спальне жены. – Чем обязан такой честью?

– Твоя вавилонская блудница возымела немного совести, – улыбнулась Гермиона, устраиваясь рядом.

– На долго ль? – философским тоном спросил супруг.

– До понедельника, – вздохнула молодая ведьма.

– Мне не стоит и пытаться выяснить, в какую Лету канула моя жена? – хмыкнул Люциус, наклоняясь к ней.

– Всё расскажу, как только выберусь на берег, – пообещала леди Малфой.

– Так ведь памяти не будет(1), – хохотнул он в ответ. – До понедельника? Значит, у меня почти сутки на законное пользование?

– Разделённые с Генриеттой, – засмеялась колдунья, подаваясь навстречу его требовательным рукам. – Да.

– Хорошо, что она сейчас спит…

________________________________________________________________________________

1) В древнегреческой мифологии Лета – река забвения в подземном царстве Аида. Расставаясь с земным миром, умершие пили из этой реки и забывали всё прошедшее.