— Что, Семен Васильевич, постарел я? — спросил Шуйский и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Можешь не говорить! Сам знаю. Мое зеркало не такое, как в нынче в Московском царстве ладят, хуже, бронзовое, но я и так знаю. А что остается, кроме как чревоугодничать, да тосковать? Так завсегда, когда ты предан.
Шуйский посмотрел на Головина и на его лице промелькнула злость, но быстро ушла, уступая место уже привычной апатии.
Семен Васильевич, еще ранее понял, куда его приглашают, он предполагал, что провокация будет и частично был к ней готов, от того держался строго и решительно.
— Не хочешь со мной говорить? Али проказа на мне, иная хворь, что так сторонишься старого приятеля? Может память отшибло, как в верности мне клялся? — говорил Шуйский, между тем, слова звучали вымучено.
Головин почувствовал жалость к этому человеку. Семен Васильевич понимал, что хорошей жизни на чужбине не может быть ни у одного беглеца, как бы тот не хаял и не ругал свою бывшую родину. Шуйский настолько сыгранная фигура, что сейчас годится лишь на то, чтобы сделать попытку вывести из себя русского посла перед переговорами.
— Я служу своему Отечеству, Российской империи! — заявил Головин.
— Знаю, читаю, — усмехнулся вымученной улыбкой Василий Иванович. — В этой газете много лжи, но она положена меж горстки правды. Умен тот, кто это придумал. Вот и для тебя нашлось оправдание предательства.
Головин хотел запротестовать, сказать, что это Шуйский первый преступил клятву верности, когда организовал покушения на Димитрия Иоанновича. Однако, посол понимал, что вступать в дискуссию нельзя. Именно этого и добиваются шведы: вызвать чувство вины за клятвоотступничество, или и вовсе переманить Головина на шведскую сторону. Тогда они прогадали. Слишком проникся Семен Васильевич государственной политикой. Да и род Головиных нынче высоко поднялся.
— Я могу попросить государя-императора милости для тебя, Василий Иванович! — сказал Семен Васильевич, смотря на Шуйского, которого, действительно, было жалко.
— Кого? Ты же знаешь, что он самозванец! — закричал Шуйский, сразу же переходя на кашель.
— Ты сыграл, Василий Иванович, но проиграл. Смирись! — сказал Головин и решительно направился из комнаты прочь.
В коридоре стоял все тот же распорядитель.
— Подобным приемом вы наносите урон чести русскому послу! Если нынче же я не встречусь с королем, то на этом буду считать свое посольство несостоявшимся. Какие последствия это будет иметь в дальнейшем, понимаете! Россия оставит за собой ответ за принудительную встречу посольства с предателем, — каждое слово Головин выговаривал четко, официальным тоном.
— Вас ждут! — безэмоционально сказал распорядитель и указал рукой направление.
Возле зала королевских приемов уже были остальные представители русского посольства. О’Шелли хотел было задать вопросы, но хмурый и решительный вид Головина не предполагал ответов, поняв это, ирландец не решился.
В приемном зале посольство заставили обождать еще минут пятнадцать. Но король, а вместе с ним и королевич, соизволили прийти и занять свои стулья, возвышающиеся на невысоком пьедестале.
Поклон Головина был такой, что болезненного вида Карл IX поморщился.
— С чем пожаловали? — спросил шведский король, не забыв до того, принять дары.
— Нашим державам нужен мир! Важно разметить границы и не нарушать их более никогда! — Головин заявил о главном вопросе посольства.
— А разве можно иметь дело с Московией? — спросил Карл.
Его слова, даже без пренебрежительности в голосе, звучали оскорбительно.
— Не более, чем и Вашим государством, Ваше Величество! — парировал Головин.
— Вы оставили нас один на один с Речью Посполитой, отказали в базах снабжения, — озвучил обвинения Карл.
— Позволю себе заметить, что из Москвы положение, которое сложилось более года назад, видится иначе. У моего государя так же есть в чем обвинять шведскую сторону. Но Российская империя желает мира, торговли и взаимного обогащения, — выдавал заготовленные фразы посол.
— Я представлю Вам одного человека! — король усмехнулся. — Знакомьтесь! Ясновельможный пан Николай Кшиштоф Радзивилл.
Из свиты шведского короля на шаг вперед вышел поджарый, с жестким и ненавидящим взглядом, мужчина в годах. Лях не только не поклонился, казалось, если бы не резиденция короля, то он и сплюнул бы под ноги Головина.
Русскому послу пришлось сильно напрячься, чтобы не показать своего удивления и даже ошеломления. То, что поляки собираются на сейме склонять Сигизмунда к миру со Швецией, Головин уже знал, но то, что переговоры уже начались, не догадывался. Хотя это может быть инициативой пожилого Радзивилла, который в молодости был более чем эксцентричным, видимо, не растерял авантюризма и с годами. В любом случае — это очень серьезный фактор.
— Значит ли это, что Швеция становится враждебной для России державой? — спросил Головин.
— От чего же? — усмехнулся самодовольно шведский король. — Разве у вас не заключено мирное соглашение с Речью Посполитой? Вот и мы можем разговаривать.
— Смею напомнить вам, ваше величество, что без одобрения Сейма русско-польский договор не столь устойчив. Скорее, он держится на силе русского оружия. Вероятно, именно опора на победоносное войско моего государя и есть самая крепкая причина мира, — говорил Семен Васильевич под сверкающими ненавистью взглядами Радзивилла.
— Ну да, ну да! — Карл даже захотел сказать, что вопрос войны в Варшаве уже решен.
Хотел, но вовремя себя одернул. Шляхта столь едина в своих стремлениях, что Сигизмунду некуда будет деваться. Тем более, что коронное войско еще окончательно не восстановлено и польскому крулю почти не на кого опереться. И шведскому королю не стоит подыгрывать еще больше Москве, сообщая информацию.
— Ваше Величество, позвольте! — вперед выступил Генри О’Шелли.
— Я в достаточной степени уважаю своего брата английского короля Якова, чтобы не запрещать в своем присутствии говорить его подданному, — ответил Карл.
— Торговля и добрососедские отношения между Швецией и Россией в интересах Англии. Мы готовы выступить посредником при подготовке мирного договора, — официальным тоном заявил английский представитель.
— Безусловно, когда созреют на то все обстоятельства, я не буду противится участию Англии в решении вопроса мирного соглашения, — ответил король.
Все. Последней фразой Карл полностью описал свое отношение к ситуации. Швеция решила посмотреть на то, чем закончится война между Россией и Речью Посполитой. Ожидаемо, но все же надежда на лояльность Швеции была. Опять все вопросы с соседями будут решаться на поле боя.
Карл, как и его окружение, даже, если убрать за скобки неоднозначные, даже враждебные, сюжеты русско-шведских взаимоотношений последнего года, решил принять позицию, в которой только что была сама Россия. Шведы будут наблюдать за схваткой соседей, находясь над ней. Война должна истощить обе враждующие державы, что усилит Швецию. Англию же Карл оттер. Вежливо, подтверждая союзнические отношения, но англичане были посланы лесом.
— Я могу расценивать ваши слова, как возможность враждебных действий Швеции по отношению к России? — спросил Головин, горделиво приподнимая подбородок.
— Нет! — Карл посмотрел на Радзивилла. — Мы не станем действовать!
— Я поспешу передать суть нашего разговора своему государю! — сказал Головин.
— Я не намерен требовать с вас иного, — произнес Карл.
Семен Васильевич сосредоточил свое внимание на королевиче, отмечая, что наследник шведского престола Густав Адольф был недоволен, поглядывая на отца с плохо скрываемым вызовом.
Лишь обозначив поклон, Головин удалился. Планировалось оставаться в Стокгольме не менее двух недель, но теперь нужно уезжать как можно быстрее. Войне быть, шведы будут в стороне. Теперь дипломатия переходит к доводам пушек, ружей и сабель.
Русский посол ушел, разошлась и свита короля, остался только сам Карл и Кшиштоф Радзивилл. Густав Адольф хотел еще что-то высказать отцу, но своего сына король перепоручил наставникам наследника, выговорив им за то, что королевич слишком увлекся Россией.
