— Почем мне знать? Я же с вами еду и слышу только ваши всем недовольные слова! — повысил голос Иосиф.

Через пару минут подскакал казачий старшина и сообщил, что впереди пост московитов.

— Диких татар нету? — уточняла матриарх Хая. — А сколько их?

— Татар нет. Где стоят московиты, там обычно мало степняков. А русских не более сотни. Они перекрывают дороги, но связаны с другими отрядами. Нас заметили, вооружились, но не стали преследовать, — докладывал казак, переступавший через свое обостренное желание послать к черту этих жидов и снасильничать дочку главного жида, уж слишком красивую.

Однако, Вогеля знали многие и он был для местных жидов уважаемым человеком. Можно ненавидеть это племя, но без них живется менее сытно и комфортно. Так что даже в Сечи есть жиды и максимум, что позволяют казаки, так дать затрещину маркитантам.

— Еся! — мама Хая пристально посмотрела на своего сына. — Иди и договорись! Со всеми людьми можно договариваться. Московиты гребут себе людей, но, говорят, не убивают, а дают землю. И там можно работать. Везде можно работать. И почему твой отец ушел так рано? Вот он смог бы договориться.

— Ваш тохес, мама вывел нас московитов и нас сделают рабами, или продадут татарам, — высказалась Циля, но, получив неодобрительный взгляд со стороны мужа, обидчиво отвернулась.

А Иосиф, не забыв попрощаться со всей семьей и дать отеческое наставление старшему сыну, понурив голову, засеменил в сторону русского поста.

Степан Иванович Волынский проводил совещание с обозниками перед завтрашним выдвижением. Разведка сообщила, что из Винницы начался отток гражданского населения, а гарнизон готовится к отражению атаки. Однако, лазутчики указали на то, что крепость готовится именно что к наступлению кочевников и все осуждают тех, кто бежит из города, потому бьют своих же.

Волынский был доволен собой, как и тем командирами, которые смогли не допустить утечку информации, что русская армия, пусть и в не значительном составе, но с пушками, так же будет участвовать во взятии Винницы. Впрочем, его войско — это и без кочевников больше, чем защитников города. Ну а получится сделать хороший пролом в не самых мощных укреплениях, так степная конница уничтожит всех и каждого из защитников.

— Боярин наказной воевода, до тебя просятся жиды какие-то, — недоуменно сообщил помощник.

— Какие жиды? — удивился Волынский.

— Такие, что в нору пролезут, куды никто иной не сунется. Хитрыя, кажут, что они торговцы и могут оружие продать нашему воинству, — помощник почесал затылок в жесте растерянности.

Иосиф договорился. Не просто смог наладить беседу, но сделал так, что три десятка русских воинов проводили и его и весь караван к лагерю русских войск. При этом командир сотни стал богаче на три блестящих золотых монеты, а сопровождающие получили по два талера каждый. Огромные деньги.

Покажись караван Иосифа Вогеля в поле, так бы бы сметена и ограблен, но смутило то, что сын израилевого народа сам прибыл на пост и даже требовал допустить его, утверждая, что имеет важный разговор с «главным». Ну и немножко Вогель подмаслил воинов, это кроме денег, еда и медовуха перекочевали в руки постовых.

— Чего ты хочешь? — спросил Валынский, когда, после окончания совещания, решил посмотреть на наглых жидов и многих людей, которые с ними ехали.

— Так оружием торгуем, снеди продать можем, ремонтируем пищали и белое оружие. Тебе, ясновельможный пан боярин, вот… — Иосиф протянул мешочек с золотыми монетами.

Это была сумма, которая не то, чтобы сильно впечатлила Волынского, но казалась достаточной, чтобы не обидеть воеводу подачкой.

— Ты от куда? — спросил Волынский, не побрезговал и забрал золото.

— Из Винницы, ясновельможный пан! — не соврал Вогель, предполагая, что, пожелай воевода, так узнает все, что нужно.

— Эко как! — удивился Волынский, улыбнулся и проявил интерес. — А чего, жид, ко мне бежишь? Я же, может так быть, на Винницу пойду.

— Так то война русских и поляков, а не евреев. Нам лучше быть там, где безопасно, — отвечал Иосиф.

— А со мной, стало быть, безопасно? — смеялся Волынский.

Степан Иванович не испытывал, как многие, ненависти или брезгливости к евреям. Напротив, его веселило то, как быстро меняют свое мнение люди этого племени. С ляхами будут клясть московитов, а русским расскажут, как ненавидят ляхов. А между делом, продадут свои товары и ляху и московиту.

— От чего не пошел в Краков или Львов? Там нынче всяко безопасно? — поинтересовался воевода.

— Так степняки повсюду, а они люди не разумные, не то, что русский пан воевода, с ними не договориться бедному жиду, — отвечал Иосиф, явно повеселев.

В понимании еврея, если деньги взяты, то уже есть возможность договориться. Ну а если все же будут бить, то не сильно и не до смерти.

— Плут ты, жид, как и все ваше племя. И вышел же на меня! А так, да, все дороги от Винницы уже перекрыты степняками, — сказал Волынский, уже приняв решение проверить насколько слова сходятся с делами.

В войске было много ломаных пищалей, как и пистоли, постоянно требуется заточка, а порой, и перековка белого оружия. Кроме того, у многих командиров есть серебро и они могут достаточно усилиться, прикупив себе оружие и брони. А это чуть больше шансов на победу.

Можно было просто взять и ограбить жида. Вот только государь… узнает, ничего доброго не будет. Димитрий Иоаннович жалует мастеров и торговых гостей. Да и такой проныра может дополнительно снабжать войско. У них, жидов, всегда есть родственники или родственники родственников на всех территориях и во всех странах. А то, что эти державы могут воевать друг с другом — досадное, но решаемое недоразумение, или, что скорее, появление дополнительных возможностей.

А вечером у повозок, что прибыли с Вогелем начался торг. Иосиф вез арсенал, достаточный, чтобы вооружить огнестрельным оружием целую роту, а клинков и при этом было на все две сотни воинов.

Когда войско, на следующий день, выдвинулось в сторону Винницы, Иосиф так же направился к городу, в котором ранее жил, вечерами не забывая торговать и брать заказы на легкий ремонт, возможный в походных условиях. Он рассчитывал на то, получится и при новой власти вполне себе зарабатывать. А то, что русские займут город, Вогель не сомневался. Он даже «по великой тайне» указал, где именно плохо налажена оборона.

Через три дня Винница была полностью окружена. С севера города были башкиры, с юга — калмыки, с востока ногайцы, ну а западная часть города подверглась пушечному обстрелу.

Ворота в деревянно-каменной крепости были разбиты, именно на них и концентрировался огонь. Иосиф не обманул, действительно ворота, на вид, так и нормальные, на деле оказались хлипкими. Вогель слышал, что в Виннице ждали новые ворота и уже не укрепляли старые.

Защитники пытались обороняться. Летели камни, стрелы и арбалетные болты, гремели выстрелы и даже две пушки работали рядом с разломанными воротами, но в город, не взирая на потери, а они были существенными, втекала лавина башкир. Было принято решение, что именно они пойдут на разграбление города, но половина от всего достанется русским, ногайцам и калмыкам. Последние так же хотели такой приз, но башкир было намного больше и только по фактору численности, именно они входили в город. Пусть в следующий раз калмыки дают больше воинов!

Степан Иванович Волынский взъезжал в город и ужасался. Кровь, насилие, кровь, растерзанный ребенок, кровь… Алые пятна, словно нестираемое бельмо, въелись в глаза воеводы, который силился не показать своего негодования, чтобы не признавать собственные ошибки. А башкиры действовали рационально. Старые женщины не нужны? В расход! Старики? Туда же. Дети? Что младше, в расход, подростки в рабы. Ну а девушки и женщины…

Через день после окончания штурма, в город вошел Иосиф Вогель.

— Что я сделал? Ой-ой! — тихо, но более чем эмоционально, застонал мужчина.

Он винил себя в том, что подсказал слабое место в городе. Да и не только за это. Вот лежит весельчак-немец Иоган Бахельд, который всегда во хмели, в таверне Вогеля, смешно показывал животных. Или вот, Руслана — симпатичная девушка, которая сильно нравилась младшему сыну Вогеля, из-за чего в доме были скандалы. Было очевидным, что Руслану насиловали до смерти.