— Выслать подмогу по левую руку! — решился Пожарский и направил резервы на левый фланг.
Не так много было резерва, но он был. И это отличные бойцы, не такие, как сторожевые, но уже обученные новому строю.
Польское ополчение, вопреки всему, показывало чудеса мужества и напора. Они смогли прорвать вторую линию обороны на левом фланге, когда личные войска Острожских и Вишневецких связывали боем другие русские силы. Опора шляхетской демократии, потомки древних сармат, как они себя считали, устремились вперед, рассчитывая сокрушить и третью русскую оборону, взойти, наконец, на гребень вала одной из крепостей-звезд.
Вырвавшись на простор, который был между второй линией обороны и крепостицами, шляхтичи увидели уже изготовившихся к стрельбе то ли мушкетеров, то ли еще кого, но это были не стрельцы. Кафтаны укорочены, пусть все еще красные, ружья облегченные, хотя далеко не у всех, чаще тяжелые фитильные пищали. Одна линия московитов сидела, изготовившись стрелять, вторая стояла и направляла ружья в сторону прорвавшихся польских воинов.
— Товсь! — скомандовали командиры. — Пали!
Мощный залп смел первые ряды, устремившихся в атаку, шляхтичей, но это не остановило, уже обезумевших в своем желании убивать врагов, мужчин. Кто-то бежал, не замечая ничего вокруг, сконцентрировавшись на одной точке и отрицая иные мысли, кроме как «добежать, чего бы не стоило, добежать». Кого-то такая концентрация губила, когда воин спотыкался о тело своего товарища и падал. Упасть в такой атаке — это почти что смерть.
— Тыщ-ты-дыщ! — раздался новый залп третьей линии, сразу же последовал четвертый залп.
На помощь умирающим шляхтичам устремились гусары Острожских. Эта атака могла бы вновь переменить военную удачу и склонить Фортуну в сторону поляков и литвинов. Но проблема для гусар заключалась в том, чтобы успеть крылатым воинам вступить в битву на левом фланге до полного уничтожения ополчения и иметь возможность набрать скорость. Им необходимо разгоняться и сделать это можно было только вдоль центральной крепостицы, иные места изрыты укреплениями.
Пушкари отработали. Пожарскому уже не нужно было использовать зрительную трубу, чтобы видеть работу пушкарей крепостицы, в которой он сам находился и вдоль которой шли польские гусары. Дробь ударила в бок гусарской хоругви мощно, выкашивая сразу десятки воинов и еще больше коней. Гусары Острожского растерялись. Это не были те гусары, которые служили в коронном войске. Не так давно пришлось сделать новый набор в резко поредевшую хоругвь. А теперь они сразу лишились почти половины воинов.
— Рейтары! — прокричал Пожарский, уже не ожидая, пока горластый Фролка продублирует приказ.
Единственный полк рейтар был последним резервом Пожарского, и использовать его он вообще не хотел. Слишком дорогостоящие воины томились от безделья в крепости.
Три сотни экипированных в брони воинов, на великолепных мощных конях вышли из крепости и сделали свою работу. Они разрядили свои мощные пистоли… или малые ружья… нечто среднее, закупленное в германских княжествах. Гусары Острожского были уничтожены, а рейтары отправились к месту, где кипела рукопашная схватка. Вот только шляхтичей осталось столько мало, что они не имели шансов, но умирали, забирая жизни у русских воинов. Рейтары вступили в эту схватку и тем самым спасли не один десяток русских жизней.
— Собрать в кулак силы и начать наступ на ляхов. Болотникову приказ ударить всеми силами! — Пожарский увидел возможность контрудара и окончательного перелома в битве.
Поляки могли бы перегруппироваться, собрать все свои силы и продолжить сражение на следующий день. Или же организовано уйти, продолжая сопротивление и превращая войну в затяжную. Но князь Пожарский сильно хотел в Москву, у него много дел, нужно мостить сосновыми торцами дороги, обливая их смолой и вымазывая глиной. Это был большой проект, требующий пристального внимания и организации. А он тут…
Выдавливание поляков из русских укреплений заняло немного времени. Русские войска быстро перегруппировались и медленно, но неуклонно, стали двигаться вперед, останавливаясь для залпов, если только поляки пытались оказывать организованное сопротивление. В один момент пришлось и русским взять оборону и подтащить полевые орудия. Пушки ударили и русское воинство после работы орудий отвоевало еще пол версты. Потом ситуация повторилась. Работали и рейтары, которые перезаряжались и, быстро приближаясь к противнику, разряжали свои пистоли, сразу же уходя под защиту стрелковых линий.
— Бах-ба-бах! — в лагере польско-литовского войска раздался оглушающий взрыв, поднимающий столб огня на метров двадцать, может и того больше.
Диверсионная группа капитана Игнатова долго выжидала возможность нагадить полякам. Бойцы нервничали, что не могут существенно помочь своим. И, как только в польском лагере начала зарождаться паника, диверсантам удалось скрытно подойти к главному пороховому складу и, вырезав немногочисленную охрану, поджечь принесенный бочонок пороха, оставив два ящика поражающих элементов.
Разлет железных шариков был огромный. Отступающие польские части выкашивались «русскими подарками». А потом ударил Болотников…
Разгром, полный, кровавый, с немалыми жертвами. Русские войска лишились более пяти тысяч человек, разгромив более тридцати тысяч поляков. Спаслись единицы, они устремились в Острог, чтобы спрятаться за него стенами. Вот только колыбель рода Острожских была уже взята и там почти не осталось выживших. Кочевники не щадили никого. Род Острожских прервался.
А в Черкассах гетман Запорожского войска Петр Сагайдачный убеждал казаков о необходимости вступить в войну на стороне России, называя это историческим шансом, которого уже не будет никогда.
Стокгольм
30 апреля 1609 года
Король Швеции, нервничая, сидел на краешке кровати в одной ночной рубашке. На семейном королевском ложе возлегала Екатерина Шлезвиг-Гольштейн-Готторпская, супруга короля. Женщина успокаивала своего мужа, несмотря на то, что ее глаза излучали обиду.
— Ты перенервничал, такое бывает, — приговаривала жена, думая, что мужу нужно меньше бегать по любовницам, чтобы оставаться мужчиной и перед супругой.
— Да не в тебе дело! — взъярился король. — Ты понимаешь, что этот выскочка… царь, он в который раз меня унижает. Я… Я…
— Ты про то, что Делагарди сдал армию? А был у него другой вариант? — спрашивала Кристина.
— Вопрос чести! Это вопрос чести! Но не только в предателе Делагарди дело. Швеции нужна была Рига. А мне не нужны датские, английские и голландские корабли у границ. Что дальше? Союз Московии и Дании? Тогда Швецию опять загонят в датскую унию! — сокрушался король.
— Ты думаешь воевать с Россией? — испугано спросила Кристина.
Королева не так часто влезала в политические дела, но имела некоторое влияние на риксдаг, умела заводить друзей и быть в курсе событий. Женщина понимала, что Россия сейчас не может быть соперницей. Не сейчас. Русские предлагали вполне интересные схемы торгово-экономических отношений. Кроме того, русские показали, что могут производить многое, потребное для флота, а шведам нужны корабли. Паруса, канаты, хороший лес — все это в России есть. Ну а в Швеции найдутся корабелы. И вот это беспокоило королеву, чтобы никто не мог плавать в «шведском море». Русским не стать морской нацией, а торговлю англичан с голландцами в России нужно перебивать. Но ничего из того, что хотелось, Кристина говорить не стала.
— Да, война! И риксдаг со мной согласится! — уже кричал король.
В дверь постучали. Королевская чета могла не отреагировать на стук и тогда более никто не потревожит. Но король будет гневаться, если важные новости ему не будут доносить вовремя.
— Что там? — выкрикнул Карл, нисколько не заботясь о том, что он в ночной рубахе, а королева, так и вовсе нага и прикрыта только одеялом.
— Ваше Величество! Шуйский сбежал! — сообщил королевский секретарь.