— Вперед! — скомандовал Лазарь Щука, и полторы тысячи воинов саблями, лезвия которых блестели под ярким, по-летнему теплым, солнце, ринулись в атаку, чтобы добить дезориентированных ошеломленных поляков, что заняли первую линию обороны на левом фланге русской оборонительной системы.
Лазарь Щука одним из первых взобрался на гребень вала и смотрел вниз, приноравливаясь спуститься и возглавить атаку русских воинов. Тут одинокая пуля, пущенная умирающим немецким ротмистром с практически предельной дальности, врезалась между глаз русского героя Лазаря Щуки.
В русском войске ходили байки о том, что младший воевода Щука заговоренный, что он был в таких передрягах, из которых живыми не возвращаются. И, насколько же Лазарю отказала удача, что единственный выстрел, прозвучавший с левого фланга русской обороны, произведенный умирающим наемником, прекратил его героическую жизнь.
Полторы тысячи солдат, казалось, на мгновение, остановились, но приказ уже прозвучал, сотенные капитаны его продублировали, потому бойцы устремились в бой.
Левый фланг отбит, на место возвращались оставшиеся в живых московские стрельцы Жеребцова. Удалялись с места побоища шесть десятков польских гусар, многие из которых получили ранения. Русская гусария не только не опозорила себя, но и начала создавать ту славу воинов, когда только упоминание о крылатых московитах будет вселять ужас и страх польским воинам. Та хоругвь, которая сейчас победила русских гусар, считалась лучшей в Речи Посполитой. Польское командование, как и рядовые бойцы, считали, что там, где появляются эти гусары, случается безоговорочная победа. Сегодняшняя победа оказалась с большим количеством оговорок.
У Яноша Острожского не было такого удобного способа управления войсками, как у его оппонента, князя Пожарского. Командующему польскими войсками приходилось находиться близко к месту непосредственного боя столкновения, чтобы понимать происходящее и реагировать.
Решение атаковать левый фланг русских оборонительных линий казалось правильным. Насыщение войск в этом направлении у русских было меньше, чем в центре, в то же время атака на правый фланг затруднялась рельефом местности. Теперь гетман понял, что русские вынуждали его производить главный удар именно по левому флангу московитов.
— Пан Заславский, отправляйте пеших шляхтичей в атаку, — строго, решительно, в несвойственной себе требовательной манере, приказывал Острожский.
Гетман ждал отговорок Яноша Заславского, но они не последовали.
— Шляхта выполнит свой долг, — уверенно сказал Заславский развернул своего коня и отправился к шляхетскому ополчению.
Польские паны во время перехода из Острога к Киеву вели себя не лучшим образом, но в ополчении остались те воины, которые действительно считали бы уроном чести отступление или отказ выполнять приказ.
Более пяти тысяч спешившихся или безлошадных шляхтичей устремились в атаку. Польское командование посчитало, что следует наносить удар туда, где уже была пролита польская кровь, где число защитников прорежена. А это левый русский фланг.
Московиты не успели полностью восстановить обороноспособность первой линии. Тем более, что польская атака была не только левого фланга русских, но и затрагивала центр. Русские пушки стреляли, потом стреляли стрельцы, но цвет польской нации, шляхта, здесь и сейчас проявлял лучшие свои качества. Первая линия обороны русских была взята, более зарядов не было. Однако, дальше наступать ополчение не стало. Началась жестокая рубка в центре русских позиций.
— Вперед, за мной! — кричал Заславский, старающийся собрать часть воинов в кулак, чтобы продолжить наступление на левом фланге русской обороны, пока войска московитов в центре сдерживаются боем.
Воевода Болотников выжидал. Удар почти восьми тысяч конницы должен был быть сокрушительным для врага. Если позволить себе ввязаться в долгую сечу, то все преимущество конного напора будет нивелировано. Поэтому, когда раздались пушечные выстрелы, Иван Исаевич преспокойно жевал мясо и запивал его ключевой водой. Вид у Болотникова был безмятежный, как будто в четырех верстах от места его завтрака не льется бурными ручьями людская кровь.
— Атаман-воевода, до тебя вестовой прибыл! — прокричал один из личных охранников Болотникова.
— Ну давай его сюды! — с некоторым безразличием сказал воевода.
Через минуту Болотников с интересом смотрел на запыхавшегося вестового и на тех уставших двух коней, с помощью которых молодой парень всего за тридцать минут, да еще в условиях редколесья, доскакал до засады русской конницы.
— Князь Пожарский приказывает тебе ударить по польскому обозу, — немного отдышавшись, громко и четко сказал вестовой.
— А ты скажи мне, где обоз! Я отсылал разъезды, обоза не видел, — с усмешкой сказал Болотников, который посчитал, что Пожарский отдает нелепые приказы.
На самом деле Пожарский смог рассмотреть, пусть и на пределе возможностей зрительной трубы, где именно поляки расположили свои обозы. Это было в лесу, всего в трех верстах от места, где располагалась в засаде русская конница. Болотников сильно удивился и выразил сомнения в том, что Пожарский получил сведения, которые недоступны Болотникову.
Польское командование, действительно, стремилось не столько защитить свои обозы, сколько их спрятать, рассчитывая в бою на максимальное количество воинов. И такую добычу Болотников не мог упустить.
Это было избиение. Может еще более жестокое, чем даже сама эпоха. У поляков было много раненых, которых успели свезти в обоз и которым там давали малые, но шансы выжить. Чаще всего даже простое ранение приводит к смерти, но если перебинтовать до того прижечь рану, появляется шанс жить. И вот этих раненых, как и малоприспособленных к бою обозников, хладнокровно вырезали.
Подобное не прошло мимо польского командования и Янош Острожский был вынужден прислать две тысячи конных, в основном казаков, чтобы те прогнали московитов. Неправильная оценка численности русских, напавших на обоз, привела к жестокому бою, но без шансов для казаков польско-литовского войска.
Болотников рубился в первых рядах. Он, в окружении опытнейших русских воинов, как и десятка своих товарищей, с которыми Иван Исаевич бежал из Венеции в Россию, словно ледокол прорезал себе путь в самой гуще польских воинов. Так продолжалось двадцать минут, когда казаки стали отступать, а Болотников запретил преследовать.
Скоро оставшиеся в живых русские конники устремились прочь от польского обоза. Дело в том, что поляки выслали шесть тысяч воинов, чтобы разбить тех русских, что не только разгромили обоз, но и создали угрозу удара с тыла. Пусть русских в коннице Болотникова было меньше половины, но все они жесткими, жестокими, методами добились ослабления польского натиска на русские оборонительные сооружения. И не важно кто ты. В России? Значит русский кассимовец, калмык, башкир, но русский.
Князь Пожарский видел дымы в месте, где у поляков был обоз. Был, потому как даже без усиленного зрительной трубой зрения, становилось понятным — обоз разгромлен.
Поляки уже взбирались на вторую линию русской обороны, смогли захватить четырнадцать пушек они сражались ожесточенно и отчаянно. И пусть критической ситуации не было, такие сценария так же прорабатывались, однако зачатки паники то и дело стали стучаться в голову и сердце русского военачальника.
И тут напор чуть ослаб. Вернее, случилось то, что польское командование не стало поддерживать подкреплением явный успех на левом русском фланге. А дело было в том, что Яношу Острожскому пришлось отправить большое количество войск к обозам, чтобы не допустить удара в спину.
Пожарский знал, был уверен, что Болотников, несмотря на всю свою лихость, не станет вступать в затяжной бой среди достаточно густой растительности. Тут конница становится бессильной, а кассимовские татары — отличные воины, но только в своей массе. Были среди них и отличные индивидуальные бойцы, но не так, чтобы большинство.
