Стрельцы с последних войн изрядно пограбили, занимая в этом деле не так, чтобы почетное, второе место, после казаков. Кто-то прожигает полученные ресурсы, иные задумываются, тем более когда по армии распространилась методичка с призывами и алгоритмами создания мануфактур, как и в целом о финансовой грамотности. У нас, в России, вот таким образом происходит первоначальное накопление капиталов. Мы грабим соседей. Звучит преступно? А кто поступает иначе? Благо, в этом времени нет нужды демонстрировать приличие перед западными странами, чтобы те пару раз написали в газетенках, якобы русские не такие уж и варвары, хотя и не цивилизованные, точно. Плевать на мнение всех, кроме своих.
— Бояре, рад видеть всех здоровыми! — сказал я, усаживаясь на новый трон, выполненный мебельной фабрикой.
Все приближенные члены Боярской Думы были в сборе, кроме боярина Андрея Андреевича Телятевского, занятого сейчас обустройством соляных промыслов в соляных озерах у Астрахани. Боярская Дума в таком расширенном составе собиралась впервые за последние полгода. А еще в первый раз заседание проходило в новом, Дмитровском дворце.
Все в Тронном зале выглядело помпезно и эстетически выверено. Или почти выверено, так как барокко, в стиле которого и был построен дворец, сочеталось с нотками классицизма, или даже ампира. Помня, как выглядела бы мебель в интерьерах Наполеона, или Александра I, я спровоцировал линейку таких изделий и даже поупражнялся в рисовании. Учитывая, что русская мебельная фабрика уже славилась своим товаром даже в Англии, были обоснованные предположения заработать на поставках мебели и в этом году по новой номенклатуре товаров. Не даром же мы тратили колоссальные средства для организации работы фабрики в зимнее время года.
Фабрика… Это я как-то обмолвился, а мое название предприятия было подхвачено и теперь никто не говорит о мебельном предприятии. Фабрика! И все понятно, о чем идет речь, она такая одна.
А еще Тронный зал был расписан художниками школы Караваджева, украшен мозаикой из янтаря, а пол из черного мрамора. Большая картина с Владимиром Крестителем, которую я все-таки отжал у патриарха, украшала одну из стен, а массивный двуглавый орел, расположенный прямо над троном, грозно взирал на присутствующих. Красотища, глядя на которую улетучиваются любые сомнения, что человек находится в великой стране. Да я и сам переполнялся чувством величия и заряжался энергетикой, взращивая желание работать.
— Дозволь, государь-император, нам, — Василий Петрович Головин обвел всех присутствующих взглядом. — Преподнесть тебе дар в благодарность нашу.
Я начал играть роль изумленного правителя, растроганного сюрпризом. Хотя на самом деле знал, что именно мне подарят. Если подданные умудряются делать коллективные сюрпризы своему монарху, то правитель что-то упустил, а его охранные службы не ловят мух.
Красивая, массивная корона, освященная всеми главами представительств православных патриархий. Огромный рубин украшал крест посередине короны, а иные камни шли по контуру короны. Красиво. Не так вычурно, как было или будет у Екатерины Великой, или даже Анны Иоанновны, но тоже ничего.
Корона эта, как бы венчает меня главным православным монархом, что было признано всеми патриархами. Теперь в Москве заработала Главная семинария, особая комиссия, церковный печатный двор. Так что — Третий Рим, не иначе!
С этим подарком приключилась интересная и даже немного комичная история. С месяц назад, или чуть больше, прибыл ко мне измыленный Прокопий Ляпунов.
— Государь, крамола! Измена! Извести тебя желают! — начал с порога стращать глава Тайного Приказа.
Признаться, я тогда опешил. Вот только что думал, как же хорошо, что нет ни одной серьезной оппозиции, а опасность жизни и здоровью может быть только от внешних врагов, и тут, на те грамотку, распишись и поставь жирную печать в своей никчёмности. Неделю до того, Ляпунов отчитался, что нейтрализованы все засланные группы убийц, и я могу, наконец, спокойно выбираться из своей барочной клетки. До того из дворца не выезжал вовсе.
Три группы ликвидаторов просочились в Москву, грамотно так проникли. Последних брали на хазе паханов-иванов. В смысле в логове у бандитов. Заодно зачистили и весь подымающий голову криминал. Сейчас готовим ответку Венеции. У нас там, смею надеяться, уже достаточно резентуры.
Я давай метаться, послал к Ксении, повелел начать реализацию плана «П». Полетели вестовые, поднялись в штыки гвардейцы, объявлен срочный сбор всех стрелецких полков, в Москву входил Первый Московский драгунский полк. Одновременно готовилось срочное бегство в Троице-Сергееву лавру, да, уже не монастырь, а Лавра.
Приготовления не могли быть незамеченными. Скоро прибыл Козьма Минин с уже готовыми наработками по статьям, как обычно, он чуял ситуацию. Народу предлагалось решительно поддержать царя. Я колебался и очень хорошо, что не дал ходу срочно печатать воззвание.
Почему так масштабно стали действовать? Да потому, что три тайных встречи уже состоялось, на которых присутствовали если не все, то, почти все бояре. Были там и Скопин-Шуйский и Пожарский. Вели они себя заговорщицки, при попытках выспросить объяснение встреч, уходили от ответов.
Штабом антикризисных мер был выбрал, что логично, мой дворец. Его оцепили, пушкари стали дежурить у орудий, обоз для бегства был собран. И вот, в этот самый штаб, заявился Пожарский, следом за ним оба Головина, потом и головной воевода Скопин-Шуйский, которого уже записали, исходя из знатности, в главного заговорщика. Быстро прибыли почти все те, кого уже клеймили предателями.
— Я не понимаю, государь, — пожимал плечами Ляпунов.
— Государь, коли что случилось, повелевай, тотчас же поднимется все войско! — заверял меня тогда Скопин-Шуйский.
И, кстати, тогда и рассказали Ляпуновым, что готовится подарок царю, для чего, с них по пятьсот рублей. Тут Захарий и сообразил, что к чему.
Анекдот, да и только.
Быстро сориентировавшись, благо ни я, ни Ляпунов не давали комментариев, объявил об учениях. Да, это мы так тренировались. А, чтобы все было естественно, никого не предупредили. Я даже извинился, похвалил за бдительность, вроде бы как все поняли. На поверхности так и выглядело. Но все расценили ситуацию иначе, что я испытал верность своих бояр и войск Московского гарнизона. Пусть члены Боярской Думы и насупились, демонстрируя свою обидчивость, но все служивые, поняли.
Ляпунов в вопросе измены на воду дует, о чем я знал и раньше, но не подозревал, что это может дойти до такого фарса. При этом, даже и не думаю что-то менять, как-то остужать рвение боярина. Пусть все будут под колпаком, а дьяки Тайного Приказа набираются опыта в своем скользком и сложном деле. Узнал про тайные встречи, один, особо страждущий выделиться, сотрудник. Этот «топтун» высказался, что слышал о заговоре, вот все и закрутилось. А тут еще в город вошли три полка, что взял в свое сопровождение Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Думали, что головной воевода со своими боевыми воинами и может чего учудить.
Но наказывать никого не стали, только отправили того топтуна, которому почудились слова о заговоре, с первой оказией осваивать Байкал и Енисей. Были встречи, да, но чего было напускать на себя важности и додумывать, или фантазировать.
— Нынче нужно рассмотреть… — начал заседание Лука Мартынович, ставший главным дьяком Боярской Думы.
Слово «секретарь», я вводить не решился, хотя для меня, как человека из будущего, именно так должна была звучать должность Луки. Ну или спикер, модератор. Надо же, уже годы прошли, а все равно эти слова в мою царскую голову лезут.
Рассматривались важнейшие вопросы, при этом даже заслушивались и сторонние лица. Планировалось работать не менее пяти часов с перерывом на обед. В соседнем помещении расположен еще один зал. Он чуть меньше, чем Тронный, в котором могли вполне себе разместиться и две сотни человек и еще место для танцев осталось. А рядом что-то вроде столовой с тремя столами, каждый на восемьдесят посадочных мест. Меняем понемногу дворцовый этикет, сопрягая с европейским, но никак не заменяя им русские традиции. Так что где поесть, найдется, как и что попробовать на царском столе.