Очень ограниченный круг лиц знал еще одного человека, который имел чин ротного, но всегда был в тени. Яков Иванович Корастылев — тот самый, уже легендарный при жизни, «Зверь», так же прибыл. Лучшая в мире команда ликвидаторов собиралась решить важнейшую для всей геополитики задачу — убрать Аббаса.
Слишком сложным партнером оказался персидский шах, ненадежным, трудно с ним выстраивать долгосрочные связи, планировать. Этот правитель сильно поддавался конъектуре, сегодня хорошо, так и с русскими можно грубить, завтра турок попрет, так нужно русскими полками прикрыться. Не этого хотел государь-император, не это требовалось России.
— Дозвольте сказать и мне, — после установившейся паузы, спровоцированной тем, что три главных участника Военного Совета устали ругать и клясть персидского шаха, подал голос еще один член Совета.
Дмитрий Розум, которого в документах, как уже дворянина записали, как Дмитрия Федоровича, наделяя отчеством, до того молчал. Сейчас же, когда эмоции на Военном Совете должны отступить, пора поговорить и про то, что уже сделано и то, что предлагает розмысловая служба русских войск.
Дмитрий Федорович Розум отличился в сторожевых полках, после он занимался созданием оборонительных сооружений в войнах с поляками и делал это на зависть противникам. За последнюю русско-польскую войну Розум получил звание полковник и награждение георгиевским крестом в золоте, за решающий вклад в разгром численно сильнее противника. Этот человек был направлен и в Закавказье, что говорил о важности направления для русской политики.
Розум не знал, что еще до этой компании государь уже думал привлекать Дмитрия Федоровича на преподавательскую работу. Да, молод, при том Розум и сам мог бы подучиться, но кто, как не этот молодой человек, который на своем опыте доказал состоятельность и профессионализм, будет способен дать фортификационную науку? Вот только ближние переубедили государя, уговорили дать парню еще одну возможность проявить себя.
Дело в том, что воевать против турок или персов — это немного разное, чем против поляков, несмотря на то, что некоторые роды и виды войск есть во всех трех армиях. Но нужно знать специфику и таких войн, чтобы после, уже в теплом кабинете, записывать свой опыт, сопрягать его с опытом иных военачальников и создавать не только Устав русского воинства, но и объемное пособие по тактике и стратегии военных действий.
— Ну, чего замолчал, Димитрий Федорович? Говори! Под Киевом ты понастроил всякого, получилось отбиться. Так чего нынче предложишь? Я же с тобой по утру ездил по нашей обороне. Что-то новое есть? — говорил Волынский.
— А я хочу, чтобы моя задумка прозвучала, — решительно сказал еще пять лет назад трудолюбивый сирота, живущий в Москве, подрабатывающий у лавочников на Варварке, а ныне потомственный дворянин, правда без имения, но уже вложивший деньги в государеву оружейную мануфактуру.
И Розум рассказал свой план, который на первый взгляд был очень даже выгоден именно в контексте поступков и слов персидского шаха. Можно было, буквально за полдня, сделать так, чтобы центр оборонительных укреплений, уже готовых к использования, имел явные прорехи и даже как бы «приглашал» противника пройти. С иной же стороны и правая рука и левая, то есть фланги, следовало укрепить чуть больше и по направлению к центру. Тогда турки могли бы пройти, пусть и под плотным перекрестным огнем, выйти к персам. Русские же войска, в зависимости от того, как будет развиваться сражение, либо замкнут южный выход к Эрзеруму, вынуждая бегущих османов сказываться с горы, или уходить на север через персов, либо придется самим отступать и прорываться на юг.
— Вот же Розум и есть Розум, — восхитился Заруцкий. — Я поддержу такое разумение боя. Казачки мои будут в леску и не дадут турке скрыться, а если что, так и ударим в бочину супостату.
Татищев пребывал в растерянности. Ему по тайным каналам было сказано, чтобы склонил Волынского держать оборону и даже помогать персам, когда те останутся без своего правителя. Нельзя допустить разгрома будущего надежного союзника. Знал Михаил Игнатьевич и о том, что еще один корпус русских войск перешел Кавказ и, по договоренности с союзными отрядами шахзаде, наследника престола в персидском Исхафане, основу которых составляют черкесы, русский корпус готовится вступить в игру на завершающем этапе [в РИ в деле измены наследника Мухаммада Бакер Мирзы фигурировали черкесы].
Ловушка должна захлопнуться и во главе Ирана станет лояльный к России шах, который не без поддержки России взойдет на престол, а в случае неких волнений, Российская империя поможет подавить инакомыслие. Русские планировали участвовать и в отбитии у португальцев ранее принадлежавших персам крепостей. Вот тогда торговля и расцвет новыми красками. Но знать о таких больших, и местами подлых, схем никому не следовало. Так считал Татищев ранее, но нынче же…
— Боярин Степан Иванович, прошу тебя отправить на обед всех, окромя себя, да атамана Заруцкого, — решился Татищев.
— Ты полагаешь, боярин, Михаил Игнатьевич, что тут есть люди, которые не должны знать всего происходящего? — Волынский чуть насупился, но распоряжение дал.
— Останься, полковник Шумской! — сказал замешкавшемуся командиру Татищев.
Шумской обеспечивал связь между Андреем Андреевичем Телятевским и Татищевым, как и отвечал за обеспечение и прикрытие роты полковника Игнатова, прибывшую под Эрзерум. Самого Егора Игнатова Татищев не оставил, будучи уверенным, что тот знает только свою задачу, но не общий стратегический план.
— Не нравится мне подобное, — бурчал злящийся Волынский.
— А мне, так и по душе. Это же какие разумники такое выдумали? И может же сложиться. Только один меткий выстрел и нужен, — восхищался Заруцкий, когда Татищев описал в общих чертах замысел.
Была определенная разница между двумя военачальниками. Атаман не чурался никакой грязи при достижении своей цели. А вот Волынский еще не привык к постоянным выдумкам, да хитростям, рассчитывая только на свою удаль, да Божий промысел. Но Степан Иванович уже сталкивался с большой игрой, к примеру, когда был куратором башкир и калмыков, потому не так уже и близко к сердцу принял все сказанное Татищевым. Тут было, скорее, обида на то, что его, командующего, «играли в темную».
— Тогда как? Стоим до последнего и не пропускаем турку? — скорее самому себе же и задавал вопрос Волынский.
— Так и нужно. Нельзя, кабы у будущего союзника не было войска. Если турки персов побьют, а Аббаса не станет, то начнется война внутри Ирана. Торговля станет, нам же придется лезть в эту свару, продвигая своего ставленника. Потратим и время, и ресурсы, и людей положим. А со своим войском Мухаммад Бакер Мирзы — вот же имена у басурман — станет шахом и другом нам, — сказал Татищев и словно камень сбросил.
Не легко было ему действовать, выискивать обходные слова, чтобы все сложилось, при этом о реальных планах никто более не знал.
— Ну а как же турки? — спросил Волынский. — Они же останутся и войну не закончат.
— Должны закончить. Но тут я не знаю, — ответил Татищев.
Михаилу Игнатьевичу было письмо с намеком, что и по турецкому визирю идет работа. Должно так случится, что в ближайшее время Куюджи Мурата-паши не станет. Ну а в Истамбуле не хотят войны, слишком много иных проблем. К примеру, Крымское ханство становится чуть ли не враждебным и нужно укреплять турецкие крепости в Причерноморье, как и увеличивать там гарнизоны. А это вновь затраты. Что-то не ладно у османов и в Молдавии, даже с венграми не такая уж и любовь. Уйдут турки.
Эрзерум
19–20 июля 1610 года
Утром 19 июля 1610 года, в понедельник, заговорили осадные орудия русского производства, переданные персидскому шаху Аббасу. Крепость Эрзерум была типичной для всех крепостей региона. Стояла на скалистой возвышенности, имела каменные стены, ничего особенного. И эта крепость не была рассчитана на то, что по ней начнут бить убойными русскими пушками. Уже первые попадания в один из участков стены показали, что два, ну три, дня таких обстрелов и несколько проемов в крепости образуются.
