– Успокойся. Этого следовало ожидать.
– Ты знал, что она сорвётся?! – растерялась Гермиона.
– Это было более чем вероятно.
– Но зачем же тогда…
– Я знал её историю, Кадмина, то, что она, будучи девочкой, встретилась с одной из воплотившихся частиц моей души. Анжелике тоже было это известно. Она сообщила мне, что молодая девушка пребывает сейчас в опасном настроении: обиженная без вины, она скопила в себе очень много горечи и досады. Её любовь к герою магического мира готова превратиться в ненависть… Я решил, что такая сторонница, как мисс Уизли, мне не помешает: она сильная ведьма, наследница древнего чистокровного рода, и она может стать более чем преданной Пожирательницей Смерти. Если всё сделать правильно. Анжелика полгода работала с ней, это был кропотливый труд. И он увенчался успехом – мисс Уизли решилась стать в ряды моих подданных. Пока – лишь чтобы отомстить. Она ещё не готова быть Пожирательницей Смерти, сейчас это блажь, глупость, на которую девочка отважилась от отчаяния. И разрешиться это может лишь двумя путями – либо у Джиневры хватит выдержки и терпения подождать со своей местью, на что я всё же рассчитываю, либо она сорвётся при первой же встрече с Поттером. Я рассудил, что можно рискнуть.
– Но ведь она выдала бы Вэйс!
– Нет, Кадмина. Если Джиневра сорвётся и воплотит свою месть в реальность, она не начнёт с разоблачения Анжелики. Джиневра питает к ней самые тёплые чувства, она благодарна Анжелике за спасение своего рассудка. Если меня мисс Уизли боится, даже ненавидит, хоть и обманывает себя, то с Анжеликой всё обстоит иначе. Она может разоблачить себя перед Гарри Поттером – с жестоким удовлетворением своей местью. А дальше – либо от растерянности ей позволят скрыться, либо, что более вероятно, заключат под замок на время, которое необходимо, чтобы сориентироваться в ситуации.
– Но за это время она бы отошла, приехали бы родные, члены Ордена, друзья – и Джинни покаялась бы, повинилась, а там и выдала бы Вэйс, пусть не сразу, – упрямо заявила Гермиона. – Ты не видел, с каким ужасом она отреагировала на мою историю! Очевидно же: Джинни решилась на всё это только ради возможности наказать Гарри, она вовсе не жаждет служить тебе. Раскается при первой возможности, захочет всё исправить!
– В случае её разоблачения, пока все будут приходить в себя, Анжелика постарается помочь мисс Уизли сбежать. А уж коль не выйдет… – Волдеморт развёл руками.
– Что? – глупо спросила Гермиона.
– Ты права, совсем немногое нужно, чтобы сейчас Джиневра Уизли раскаялась в своем поступке. А этого допустить нельзя. Магическому миру известно много загадочных несчастий…
Гермиона вздрогнула и опустила глаза в пол.
– Это было бы досадно. Я надеюсь, что так не произойдет. Полагаю, теперь и ты поспособствуешь этому.
– Я… Да, конечно… я сделаю всё, что смогу.
– Вот и отлично, – кивнул Волдеморт. – Да, и, Кадмина… Ты забыла в поместье своего кота, как бишь его?
– Я не забыла, я оставила, – рассеянно кивнула Гермиона, которая ещё не совсем пришла в себя от услышанного. – Глотик очень умный. Слишком умный. А с Генри мы проходили кое-что об интеллектуальных животных. В общем, это может быть опасно.
– Излишняя осторожность становится твоим пристрастием. Не забывай, что всё хорошо в меру…
* * *
– Всё в порядке?
Вот уже полчаса Гермиона оставалась в одиночестве в кабинете Генри, ожидая, пока тот проведёт Волдеморта к им одним известному потайному ходу. Теперь молодой профессор возвратился назад.
– Я… Да, пожалуй, в порядке, – ответила на его вопрос гриффиндорка.
– Как провела Рождество?
Гермиона глупо покраснела и неопределённо повела плечами.
– Накануне ты устроила себе неплохое развлечение.
– Только не нужно меня отчитывать! Борец за добро и справедливость выискался… Она сама нарывалась! – мигом окрысилась Гермиона, чьи угрызения совести совершенно затупил серебряный кулон.
– Да в том-то и проблема, Кадмина. Ты получила силу, бóльшую, чем привыкла иметь, и бросилась с выпущенными когтями на своих прямых врагов. Я не отрицаю, что в этом сильно виноват сам. Но я никогда не подумал бы, что эффект может оказаться столь… необратимым.
– Брось, ты-то тут причём?
– А кто напоил тебя хмельной Энергией и пустил в чисто поле?
– Забудь.
– Нет уж, изволь. Жажду исправить ошибки. Отныне мы львиную долю времени на наших занятиях будем уделять самоконтролю.
– Генри…
– Так, в «план урока» прошу носик не совать.
– Я не припадочная! И не неуравновешенная!
– Моя, как выяснилось, вдвойне коллега, Анжелика Вэйс, о тебе отзывалась немного иначе. И очень просила принять меры.
– А она не слишком ли многое себе позволяет? – подняла бровь Гермиона.
– Она заботится о тебе. А не тупо выполняет порученную ей работу, как, в принципе, могла бы. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
* * *
Жизнь покатилась своим привычно-необычным ходом. Обилие уроков, частые угрозы от преподавателей, в которых всегда фигурировало слово «ЖАБА»; Гарри, беспрестанно говорящий о Хоркруксах; пятничные занятия с Генри, посвящённые, в основном, самоконтролю; вечерние разговоры с Алирой. Только Рон стал посмирнее и даже перестал подкатывать в качестве парня, оставаясь другом – это было либо великое просветление рассудка, либо какой-то хитрый план, чего Гермиона втайне опасалась.
Парвати Патил стала тихой и сдержанной, даже какой-то скучной. Внезапно оказалось, что кроме верной, но пропавшей Лаванды, у неё и не было, по большому счёту, никаких друзей. Временами Гермионе даже становилось её жаль, но сближаться с однокурсницей она всё же не намеревалась.
Зато отношения с Джинни стали очень тёплыми. Она как-то незаметно в течение нескольких недель заняла пустующую нишу настоящей лучшей подруги, которой всё-таки Гермионе очень недоставало. И с ней наследница Тёмного Лорда могла быть откровенной. Как и сама Джинни, которая, в свою очередь, других конфидентов в стенах школы, кроме профессора трансфигурации, не имела.
С Анжеликой Вэйс Гермиона встречалась только на занятиях, где в их отношениях не было заметно никаких перемен. Гриффиндорка даже не была уверена в том, что они существуют. Наверное, «завербованная» ранее Гермиона не представляла для молодой Пожирательницы Смерти никакого профессионального интереса…
Гарри Поттер, после нескольких дней сомнений и терзаний, принял решение передать чашу Пуффендуй в Орден Феникса. К сожалению Гермионы, мысль была весьма разумной. Взрослые и опытные волшебники могли как более надёжно, чем домовые эльфы Хогвартса, охранять Хоркрукс, так и искать действенные пути к его уничтожению. Почему-то Гарри этим вопросом сильно не увлёкся – наверное, он считал избавление от Хоркруксов работой грязной и перепоручал её всем, кому не лень – в частности, Ордену Феникса и Гермионе. Они же с Роном остались «мозговым центром» и теперь искали пути к новым осколкам души Волдеморта. Гермионе доставляло какое-то мстительное удовольствие, слушая их рассуждения и гипотезы, теребить на шее небольшой кулон – диадему Кандиды Когтевран.
В расписании семикурсников появился новый обязательный предмет – полугодичный курс окклюменции, которую вёл посещающий замок раз в неделю высоченный и очень худой мистер Клодерик Уэллервайс. Он рассказал выпускающимся в большой мир волшебникам обо всех премудростях, связанных с проникновением в сознание, поведал о законах, запретах и табу в этой сфере, предупредил об опасности, исходящей от людей, владеющих легилименцией. А после всего этого будущие выпускники приступили к тренировкам по защите своих мыслей и памяти от постороннего проникновения.
Гриффиндорцы справлялись с переменным успехом. Гарри так и не проявил себя в данной сфере, как, впрочем, и Рон. Грандиозные успехи Гермионы никого не удивили – она всегда и всё делала лучше других.
Преуспели в окклюменции Парвати Патил и Симус Финиган. Последнего, как выяснилось, ещё дома хорошо поднатаскал дедушка, а Парвати всегда неплохо давалась магия в сфере психики.
