– Знакомая девица! – произнес владыка царства смерти, глядя на Тильду. – Говорил же – никуда от меня не денешься, все одно ко мне воротишься! Милости прошу, гостья долгожданная! – Одной рукой он опирался на кривой меч, другая свободно свисала вдоль тела, покачиваясь, как сломанная ветка. Он резко выбросил ее вперед. Костлявые синеватые пальцы сомкнулись на запястье Тильды.
***
Тильда попыталась отпрянуть, но Марк стоял за ее спиной, как скала.
– Ступай за мной! – произнес хозяин замка и потянул ее за руку. Она покорно пошла за ним, как привязанная: стремление сопротивляться почему-то пропало, и даже мысли не возникло оглянуться на Марка из-за уверенности, что того уже и след простыл. К тому же, ей хотелось поскорее найти Женьку и убедиться, что его еще можно спасти. Или нельзя – если она опоздала. Желание это выяснить целиком захватило ее сознание.
Лестница с узкими скользкими ступенями очень походила на ту, по которой прошлой весной ее вел в подземелье охранник из интерната в Заполярье: сверху точно так же часто капало, а снизу, из темноты, доносились шорохи, вскрики и тоскливое подвывание, далекое и едва уловимое, похожее на звук ветра, попавшего в узкую лазейку и превратившегося в сквозняк. Когда спуск закончился, впереди во мраке проступили белые колонны из мутного льда, облитые лунным светом, проникавшим в невидимую щель или трещину пещерного свода. Ноги Тильды заскользили на гладком ледяном полу, простиравшемся всюду, куда хватало глаз. Ее объял жуткий холод: казалось, все тело вмиг подернулось изморозью.
Давний кошмар повторился, Тильда вновь вошла в Лунный Чертог, хотя, выбравшись из него однажды, была уверена, что никогда туда не вернется. У нее вырвался судорожный вздох. Как и тогда, Кощей (теперь Тильда знала имя «владыки смерти», а в прошлый свой визит сюда у нее были сомнения) пообещал ей полцарства в награду за любовь, и она, не раздумывая, отвергла это предложение, совершенно невыгодное, на ее взгляд: править ли царством смерти или быть в нем узником – невелика разница, если все равно придется торчать тут вечно. А ведь владыку еще и полюбить надо, а это равносильно тому, чтобы полюбить смерть. Неужели кто-то на такое способен?
– Верно, все вы одинаковы! – со злорадством воскликнул Кощей, отвечая на ее мысленный вопрос. – Несчастные холодные душонки, только самих себя любить и умеете! Потому-то царство мое множится и сила крепнет. Вот и ты свой выбор сделала. Ступай за своей смертью, туда тебе и дорога.
На ледяной глади закружилась крылатая тень. Под своды чертога вылетела огромная черная птица с женским лицом. Черные волосы обрамляли ее плотным облаком. Сирин – вестница смерти! Задрав голову, Тильда посмотрела в глаза птицы-девицы, полные печали, тоски и жалости, и ее потянуло пойти за ней следом в неведомую тьму, туда, где в прошлый раз ей не довелось побывать. Где-то там ее ждал Женька.
С каждым шагом завывание, едва слышимое во время спуска по лестнице, становилось все более громким и многоголосым, и вскоре Тильда убедилась, что источником звука действительно были сквозняки: перед ней открылась долина, окруженная стенами из громоздившихся друг на друга ледяных глыб, в просветах между которыми резвился ветер. На земле вдоль стен сидели люди, много людей, склонивших головы так низко, что лиц было не разглядеть. Некоторые забились в расщелины, скрючившись, как черви, другие уткнулись лбом в глыбы, повернувшись к центру долины спиной, а кое-кто перебирался с места на место, словно искал себе более подходящее пристанище. Тильда растерялась, не представляя, как будет искать Женьку, но вдруг заметила его в толпе. Брат тотчас исчез из виду, но Тильда уже мчалась в ту сторону, не чуя ног под собой. Приблизившись, она окликнула его по имени. Никто из людей не поднял головы и не взглянул на нее. Попытка протиснуться между сидящими не удалась: они соприкасались плечами и спинами, и никто не посторонился, чтобы пропустить ее. Тогда Тильда принялась расталкивать людей и ужаснулась, почувствовав нечеловеческий холод их тел. Стукаясь друг о друга, тела гремели, как стылые камни. Одно из них упало и выкатилось из общей массы. Тильда почувствовала движение воздуха над собой, а потом увидела, как Сирин спикировала и, подхватив это тело когтистыми лапами, взмыла ввысь. Поднявшись к верхнему краю стены, птица-девица водрузила его сверху, на нагромождение глыб, и тут до Тильды дошло, что все эти глыбы – тоже тела, скрючившиеся так, что издали походили на булыжники неопределенной формы. Ужас подстегнул ее, заставил поспешить, и, упав на колени, Тильда отчаянно вторглась в ряды ледяных людей, чтобы увидеть их лица. Некоторые еще сохранили осмысленное выражение, но большинство превратилось в маски с блеклыми бельмами вместо глаз. «Как мертвецы, но, наверное, еще живы, раз Сирин их пока не прибрала», – сделала вывод Тильда.
Сверху полилась тоскливая песня без слов, похожая на жалобные стоны: скорее всего, птица-девица пела для только что окоченевшей души. Может быть, она и для Женьки уже спела, но Тильда не собиралась сдаваться до тех пор, пока не убедится, что брата нет среди тех, у кого есть шанс уйти. Почему-то она верила, что у людей, еще не пополнивших собой кладку в стене, оставалась возможность покинуть это место. Тильда предполагала, что отсюда может быть как минимум три выхода: один – в еще более жуткое царство смерти, называемое пеклом, преисподней или огненной гееной, то есть – в настоящий ад, второй – в обычную жизнь, и третий – в светлый мир, где она однажды побывала и откуда вернулась в реальность. Она надеялась, что ей удастся вновь это проделать после того, как ее брат найдется, и вместе они выберутся отсюда.
А Сирин все пела и пела… Закончив одну песню, она принималась за следующую, в то время как очередное тело падало и катилось в долину, где птица-девица подхватывала его и уносила наверх. Стена понемногу росла, но людей, сидевших у ее подножия, не становилось меньше, наоборот, Тильде казалось, их еще прибавилось за то время, пока она искала Женьку. Она не видела, как люди появлялись, – наверное, просто была слишком увлечена поисками, понимая, что времени остается все меньше: кожа на ее руках уже подернулась ледяным налетом, и холод проникал все глубже, пускал в нее свои острые игольчатые корни, стремясь проникнуть в душу и умертвить теплившуюся там надежду. Как только это случится, все будет кончено.
В порыве отчаяния Тильда вскочила на ноги и обернулась к птице-девице, парившей низко над землей.
– Сирин! Скажи, где мой брат?
– Он в твоем сердце, – печально проворковала крылатая певунья.
Ответ Тильде не понравился, и она не стала больше ничего спрашивать, просто стояла, опустив руки и чувствуя, как угасает надежда.
Где-то рядом раздался всхлип. Тильда повернулась на звук и увидела Женьку. Он сидел, как и все, скрестив ноги и низко свесив голову. На бежевом джемпере темнело грязно-синее пятно от сахарной ваты, которой он вымазался в театре. На земле перед ним высился ледяной холмик из застывших слез. Тильда бросилась к брату, склонилась и обхватила замерзшими руками его лицо. Женькины щеки обжигали холодом. Она попыталась поднять брата на ноги, но тот словно прирос к земле. Осознав, что не в силах даже сдвинуть Женьку с места, Тильда села рядом, обняла его и дала волю слезам, которые сдерживала все это время.
А потом ей захотелось спать. Незаметно для себя она привалилась спиной к стене и замерла, позволив сознанию погрузиться в сладкую спасительную дрему, но спустя мгновение встрепенулась, и, вспомнив, где находится, отшатнулась, с ужасом уставившись на место, послужившее ей опорой. Взгляд замер на незнакомой девушке, навеки застывшей в сидячей позе. Ее руки были сцеплены кольцом вокруг согнутых ног, подбородком она упиралась в колени, глаза были открыты и подернуты ледяной коркой. Изящные черты лица уродовало толстое черное кольцо, торчавшее из носа. На белом, как мел, запястье темнела татуировка в виде черепа, а от него тянулась вверх, скрываясь под рукавом свитера, витиеватая надпись. Тильде захотелось ее прочитать, и она сдвинула рукав чуть выше. Там было написано «Dead inside» – девиз тех, кто считал себя «мертвым внутри» еще при жизни. Эта фраза пользовалась особой популярностью среди депрессивной молодежи. Возможно, девушка хотела умереть по-настоящему, поэтому и оказалась в этой стене.