Но таить подобное было бы глупо и совершенно бессмысленно. Кроме того, наследницу Тёмного Лорда не оставляло подозрение, что Тому-Чьё-Имя-Боятся-Называть всё давным-давно известно.
Поместье Малфоев встретило её небывалым уютом. И какой-то странной смесью удовлетворения и… одиночества. На доли секунды она вдруг подумала, что спит. Спит в своей постели, в доме мистера и миссис Грэйнджер в пригороде Лондона. Спит, а когда проснётся – всё будет как раньше.
Хотя нет, не будет. Ведь она всё равно не забудет свой сон. И пусть даже не станет дочерью Тёмного Лорда…
– Какие странные мысли блуждают в твоей очаровательной головке, Кадмина Беллатриса. С чего бы?
– Здравствуй, Papá.
* * *
Наверное, они проговорили бы всю ночь. Гермиона очень соскучилась по этому человеку, человеку, которого боится каждый. Человеку, который, казалось, мог понять всё.
Они говорили. О школе. О Хоркруксах. О потерянной чаше. О Роне Уизли с его неумелыми ухаживаниями. О Генри… О Генри ведьма хотела и боялась говорить. Она чувствовала вину… И не могла даже себе объяснить, в чём она заключается.
– А её нет, – тихо сказал Волдеморт. – И ещё, Кадмина... Перестань меня бояться, – тихо и серьёзно произнёс он.
– Я не боюсь.
– Боишься. Боишься, когда делаешь что-то немножко не так, как, по твоему мнению, мне угодно. До ужаса боишься.
– Я…
– Ты должна уметь признаваться самой себе во всём.
– Знаешь, в этом мире такие вещи опасны. Сформулируешь для себя разные признания – а какой-нибудь легилимент возьмёт и посмотрит в твои честные очи…
И они рассмеялись, встретившись взглядами. Волдеморт затих первым.
– Только. Бояться меня. Не надо, – тихо и раздельно окончил он.
* * *
В первую ночь Пасхальных каникул Тёмный Лорд, предупредив об этом Гермиону, – что послужило лишним поводом всё же пойти спать – отбыл куда-то из поместья. Куда – почему-то не сказал. Хотя, честно говоря, ведьма на ответе сильно и не настаивала.
Она очень устала за этот день, но только покинув уютную комнату с камином осознала, как сильно хочет спать. Даже думать сил не осталось.
Так и не разобрав вещи, она поднялась в свою спальню, переоделась, выпила стакан тёплого молока, принесённый заботливой Джуней, и улеглась в постель. Живоглот всё ещё не простил ей двойного предательства: сначала этого её превращения в любящую дочурку Тёмного Лорда, а потом и того, что оставила своего криволапого питомца в поместье, предпочтя ему общество неприятного Живоглоту пресмыкающегося.
Старая эльфиха рассказала, что кот повадился охотиться в саду на павлинов, и пришлось запирать его в доме, что окончательно «рассорило» Глотика с самой Джуней, к которой сначала он питал нечто, похожее на симпатию.
Гермиона слушала, проваливаясь в сон: усталость брала своё, и очень скоро молодая ведьма унеслась в далёкое царство Морфея…
* * *
– Убийца… Предательница… Дрянь…
Гермиона проснулась от неясного шепота. В комнате было темно. Очень темно. Даже как-то слишком темно. Она села в кровати. Огляделась. Усмехнулась и вновь упала на подушку.
– Убийца!
От неожиданности выкрикнутого из пустоты слова Гермиона подскочила в постели и широко распахнула глаза, вглядываясь в темноту. Секунду она сидела неподвижно, а потом судорожно начала искать на прикроватном столике свою волшебную палочку.
– Лживая предательница, – прошептал кто-то прямо в её ухо. – Демоны ада ничего не прощают!
– Кто здесь?! – истерически выкрикнула Гермиона, подпрыгивая и вскрикивая вновь – её плечи и голову будто окатили ледяной водой, а перед глазами на секунду повис густой туман.
Перепуганная колдунья нащупала палочку и, соскочив с кровати, прижалась к стене.
– Люмос!
– Страшно, предательница? – проговорил бестелесный голос у самого её уха.
Гермиона отпрянула от опоры и лихорадочно огляделась. Дрожащий свет палочки выхватывал куски комнаты из мрака, делая её по-настоящему пугающей.
– П-п-помогите, – прошептала Гермиона и ринулась прямо к двери.
– Стой, грязнокровка! – раздалось за её спиной.
– Я не грязнокровка! – выкрикнула ведьма, ныряя в неосвещённый коридор и запоздало вспоминая об отъезде Тёмного Лорда. – Maman! – с тенью надежды всё же крикнула она. Замок молчал. – Джуня! Проклятье…
– Их нет. Никого нет. Ты здесь одна, одна-одна-одна…
– Кто ты?!
– Не помнишь? Душегубка! Смерть, смешанная с тысячью?! Быстро учишься, верный друг Гарри Поттера. Быстро учишься предавать!
В этом голосе было что-то знакомое.
Гермиона выбежала на тёмную лестницу, бросилась вниз по ступенькам.
И тут из-под пола вынырнули две полупрозрачные, дымчато-синие человеческие руки. Нет, Гермиона не споткнулась о них – руки были призрачными, и это было невозможно – но, увидев их, она попыталась увернуться и, поскользнувшись, упала, съехав вниз по ступеням. К счастью, она была не столь высоко, чтобы разбиться. Но ушиблась сильно.
– Тварь. Мразь. Убийца! Ты!
Прямо в лицо севшей у подножия лестницы Гермионы кинулось, обдавая могильным холодом, дымное, сизо-белое, расплывчатое подобие маски. Растаяло. И тут же из стены, протягивая вперёд руки, выплыл призрак старика. И готовая лишиться чувств от ужаса Гермиона распахнула глаза уже от изумления.
– Ты?!! – с негодованием выпалила она, потирая ушибленную ногу.
– Немезида доберётся до тебя, мразь! – с отвращением сказал призрак Наземникуса Флетчера. – Но я уже помог ей. Долго ждал я твоего приезда, прячась в этом мрачном доме! А ты всё не оставалась одна…
– О… О… Офигеть, – не нашла других слов Гермиона. – В такие минуты, несчастный, я начинаю даже уважать тебя! – Она встала и поморщилась, хватаясь за перила. – Ловко. Что ж не отправился дальше?
– Не твоё дело! – злобно выплюнул призрак. – Как ты опустилась до такого?
– Знаешь, – зловеще улыбнувшись в темноте, ответила Гермиона, – мне кажется, я не опустилась, а поднялась. Послушай, старик, если ещё раз вздумаешь пугать или даже просто будить меня – я найду способ сделать твою смерть адом.
– Ни капли раскаяния.
– Скажи спасибо, что я не сообщу об этом mon Pére.
– Что, стыдно? Испугалась жалкого призрака? А Он всё равно узнает, – расхохотался Наземникус безумным смехом сумасшедшего.
Гермиона промолчала. Узнает. Без сомнения.
– Самый страшный грех – это предательство.
– На роль совести ты не подойдёшь, – сообщила ему Гермиона, поднимаясь по лестнице. – У меня и своя есть. Покрасноречивее твоей будет. И ничего. Заткнулась.
– Ещё не прикончила Гарри Поттера, Гермиона Грэйнджер? Или, может, Гермиона Риддл?
– Что-то после смерти ты стал чересчур смелым. Думаешь, на тебя не найдётся управы?
– Ненавижу, – вдруг сказал Наземникус и растворился в стене.
– Сумасшедший дом, – вывела Гермиона, прислоняясь к перилам. Жутко болела нога, и ведьма опустилась на пол, направляя на ушиб волшебную палочку. Стало лучше. Ну даёт, старый мерзавец!
* * *
– Бурная ночка, – ухмыльнулся Тёмный Лорд, отворачиваясь к камину.
Гермиона покраснела.
– Между прочим… Можно и не копаться в моей голове! – прошипела она зло.
Маг у камина рассмеялся.
– Потрясающе. Просто потрясающе. Странно слышать, когда мне перечат.
– О, не взыщите, Мой Лорд, – картинно поклонилась Гермиона.
– Прекрати.
– Прости, – Гермиона опустилась в кресло. – Просто неприятно… чувствовать себя дурой.
– Умение проигрывать – один из самых сложно дающихся навыков. Чуть сложнее, чем умение смеяться над собой. Второму я так и не научился.
– Тёмный Лорд умеет проигрывать?
– Сражения, но не войны. Тёмный Лорд умеет проигрывать, Кадмина. Только он не умеет прощать.
Почему-то от этих слов у Гермионы мурашки прошлись по телу.
* * *
Эти каникулы пролетели очень быстро. И, по сравнению с предыдущими, совсем несодержательно. В поместье жили сейчас только Волдеморт, Беллатриса, старушка Джуня и Северус Снейп. С последним они возобновили прерванную практику.