– Милости прошу, гости долгожданные! – «Мумифицированный» тип вскинул руку в приветственном жесте. Из его пустых глазниц вырвались черные хлопья и поплыли по воздуху.
Божена скривилась в брезгливой гримасе и нервно замахала перед собой руками, словно на нее налетела туча навозных мух, но вдруг спохватилась и, придав лицу почтительное выражение, ответила:
– Рады видеть тебя, великий Князь!
– Что ж давно не заглядывали, коли рады? Или дорогу ко мне позабыли да про уговор наш запамятовали? – Хозяин чертога сердито вонзил острие меча в пол, высекая каскад ледяных осколков.
– Помню про уговор, потому и пришла, да еще привела твоего должника, чтобы ты мог с ним поквитаться. – Блаватская шагнула к лже-Зарубину и толкнула его в спину, заставляя выйти вперед. Тот уперся и протестующе завопил:
– Пощадите, ваше темнейшество! Ведь я сделал все, что вы просили! Я жизнью рисковал! Так нечестно!
– Извини, Марк! Не могу же я вечно оплачивать твои долги. Не стоило тебе брать на себя обязательства, если сомневался, что способен их выполнить.
«Вот и выяснилось его настоящее имя. Права я была, никакой он не Виктор!» – отметила про себя Виола, с ужасом наблюдая за разворачивающейся трагедией: подельник Блаватской попытался дать деру, но поскользнулся и растянулся на льду во весь рост. Над ним пронеслась огромная тень. Он в панике задрыгал конечностями, пытаясь подняться, и заорал:
– Тебя только здесь не хватало! Улетай, проклятая тварь!
– Не оскорбляй Сирин, она всего лишь делает свою работу и не виновата в том, что твой час пробил! – ровным голосом произнесла Блаватская, скрещивая руки на груди с таким видом, словно предвкушала интересное зрелище.
Виола подняла голову и оторопела, увидев гигантскую птицу, парящую в туманной вышине. Мягкие черные крылья плавно покачивались, удерживая в воздухе округлое, покрытое перьями, тело с женской головой. Длинные волосы траурной вуалью обрамляли красивое лицо с грустными глазами цвета сырой земли, на мраморно-белых щеках блестели мокрые дорожки от слез. Плотно сжатые синеватые губы разомкнулись, горло на длинной шее дрогнуло, выталкивая тоскливый протяжный звук: женщина-птица затянула песню без слов.
– Умоляю, ваше темнейшество! Дайте мне еще один шанс! – взмолился несчастный должник, сидя на льду и в отчаянии заламывая руки.
– Но это не в моей власти. – Блаватская отрицательно качнула головой.
– Так попросите же Осдемониума об отсрочке! Пообещайте ему что-нибудь, ради бога!
– Я сделала для тебя все, что могла, а ради бога и пальцем не шевельну. – Оставаясь неподвижной, Божена лишь повела одной бровью.
Хозяин чертога, напротив, оживился, и, постукивая мечом, направился к Виоле со словами:
– Девицу тоже заберу, пойдет за неустойку.
Виола вздрогнула, увидев протянувшуюся к ней длинную скелетообразную руку, высунувшуюся из складок черной мантии.
– Нет! – Блаватская с неожиданной прытью кинулась ему навстречу, загораживая собой Виолу. – Девица для важного дела нужна!
– Что еще за дело? – Князь нехотя отступил, выстрелив в нее черными хлопьями из глазниц.
– Это долгий разговор.
– Я никуда не спешу, говори же!
– И секретный, – добавила Божена, покосившись на своего подельника, подползшего к ее ногам.
– Этого скоро заберут, он здесь долго не задержится, – произнес Князь, отталкивая Марка носком сапога.
– Заберут? Куда заберут? – Божена окинула пространство ищущим взглядом.
– В пекло Огненное ему дорога. Вон, идут уж по его душу…
В белых клубах пара неподалеку замелькали черные дымные завитки, потянуло горелым, а капель зачастила.
– Кто идет? – Блаватская потянула носом и закашлялась. – И что там у тебя горит?
– То не у меня, а у братца моего, Князя Огненного пекла. В его владениях жар такой, что железо плавится. Грешники там так и пышут ненавистью, от того и горячо, не то, что здесь, – приходят страдальцы с ледяными сердцами, холод от них только да тоска лютая…
– И где же проход в это пекло? – Божена с любопытством всматривалась в затянутое сизой пеленой пространство, задумчиво наморщив лоб.
– Погреться хочешь? – Князь зашелся хриплым смехом, показав два ряда кривых желтых зубов и черную пропасть между ними. – Могу проводить.
– А я бы не отказалась туда прогуляться, но не прямо сейчас. Мне бы для начала присесть где-нибудь, передохнуть с дороги, заодно и дело обсудить можно. Есть у тебя для этого подходящее место?
– Найдется. Ступай за мной, да девицу свою держи покрепче, а то гляжу, навострилась уже, удрать собирается.
Блаватская резко повернулась к Виоле, действительно отступившей в сторону на пару шагов. Глаза злодейки полыхнули яростью, но заговорила она вполне миролюбиво и как будто даже ласково:
– Не бойся, детка. Понимаю, у тебя сейчас шок, но поверь, тебе абсолютно ничего не угрожает. Марк заслужил свою кару… ах, да, я и сама собиралась тебе сказать, что ему пришлось сыграть для тебя Виктора Зарубина, используя мощный гипноз, он – мастер на такие дела, но ведь иначе ты бы не поехала с нами, правда? И слушать бы нас не стала! Идем. Ты уже здесь, теперь выбор у тебя невелик: или выполнишь то, о чем мы с тобой договорились, и поможешь своей маме, а заодно и мне, или… или… ну, не будем о грустном. Вижу, что ты умная девочка, и не станешь делать такого, из-за чего с тобой может случиться это «или».
Холодные пальцы Блаватской сомкнулись на запястье Виолы. Князь развернулся, величественно взмахнув полами мантии, и пошел вперед, стуча по льду каблуками сапог и острием меча. Виоле, увлекаемой властной спутницей, пришлось поспешно перебирать ногами. За их спинами раздался истошный вопль Марка и еще какие-то звуки – шорохи, возня и сопение.
– Не смотри туда! – приказным тоном потребовала Божена, но Виола уже обернулась.
Человекообразные существа с голыми, покрытыми копотью телами и желто-красным огнем в глазах, перемещавшиеся по-крабьи – на четырех конечностях и боком, медленно окружали Марка, которому все-таки удалось встать на ноги, однако простоял он недолго. Крики несчастного сотрясли пространство, и в душе Виолы все переворачивалось до тех пор, пока толстые каменные стены огромного зала, куда привел их Князь, не отсекли от вошедших все внешние звуки. Виоле показалось, что они отсекли вместе с тем еще и все ее мысли: увидев мрачное великолепие, посреди которого очутилась, она не могла больше ни о чем думать, целиком погрузившись в процесс созерцания.
Простора в этом зале хватило бы, чтобы устроить пир для сотни каменных великанов, но единственным предметом мебели здесь был только гигантский трон у противоположной стены, высившийся в ореоле мистического зеленоватого свечения. К нему вели широкие ступени каменной лестницы и сотни метров отполированного, как зеркало, и черного, как глубокая ночь, гладкого пола. Потолок или вовсе отсутствовал, или отражался на поверхности пола и, значит, был таким же непроницаемо черным. Виола посмотрела вверх, и ей показалось, что она видит две крошечные движущиеся точки – себя и Божену, но третьей точки – Князя, нигде видно не было, хотя он шел прямо перед ними, лишь немного вырвавшись вперед. Чем ближе он подходил к своему трону, тем ничтожнее выглядел по сравнению с ним, а когда взошел и устроился на просторном сиденье, то и вовсе стал похож на мелкое насекомое, потерявшись на фоне такого грандиозного сооружения. Виола невольно усмехнулась – до того комичным показался ей тот, кто совсем недавно вызывал ужас. Словно прочитав ее мысли, Князь вдруг начал увеличиваться прямо на глазах: захрустели позвонки, заскрипели кости, раздулась голова вместе с короной, и вскоре на троне не осталось свободного места.
– Вот так всегда, снисходишь до людей, а они по глупости своей того не понимают! – Должно быть, Князь хотел улыбнуться, продемонстрировав свой чудовищный оскал. – Присаживайтесь, гости дорогие! – Он царственным жестом указал на ступени у своих ног.
Божена оскорбленно поджала губы и вскинула подбородок, словно собиралась проигнорировать предложение и остаться стоять, но, по всей видимости, усталость взяла свое, и она, подобрав повыше полы плаща, присела на край ступени с гордо выпрямленной спиной. Виола, расположившись чуть ниже, тщательно расправила подол широкой форменной юбки. Надев ее вместе с белой блузкой в первый день учебы, она так и не успела переодеться после занятий. Сколько с тех пор прошло времени, Виола не могла определить: может, час-другой, а может, время осталось по ту сторону Барьера, а здесь его не существовало вовсе, иначе, почему у нее сейчас возникло такое чувство, будто она была здесь всегда?
