Эта странная следователь что-то скрывает и явно не хочет говорить. Переживает из-за того, что не может разобраться с убийствами? Не хочет, чтобы писали о её некомпетентности? Кто вообще отправил эту молоденькую девчушку в такую глушь что-то расследовать? Разве в её возрасте занимают такие посты? Как беременная питерская дамочка ввязалась в подобную авантюру? По-любому отказаться, в её положении, было можно. Чай не бедная, судить хотя бы по тачке. Да и бедные в Питере не живут. Почему вообще об этих высокопоставленных следователях она узнала только здесь? По её сведеньям над делом работают кроме местных только Бурлаков с помощником. Что-то тут не так. Неужели ей могло настолько повезти – и что-то тут действительно не так?!

Гермиона без радости читала все эти мысли в глазах молоденькой журналистки. Принесло же её сюда! Не было печали… Ещё не хватало, чтобы она позвонила в Санкт-Петербург. Хотя позвонить отсюда она никуда не сможет – сетки нет: ни тебе телефонов, ни ноутбуков… Пару дней точно тут протолкается, пытаясь что-то разнюхать – потом пока доедет, пока что-то напишет, пока начнёт звонить и узнавать, пока перепроверит, пока отпляшет радостную самбу, пока докажет кому следует… Ну если уж приедут их с Генри арестовывать – придётся трансгрессировать в Лондон. А не хотелось бы до окончания расследования.

– Послушайте, давайте будем сотрудничать, – предложила тем временем бойкая барышня. – Я буду помогать вам в расследовании и вашего имени в своих материалах не забуду. Дело громкое – оно будет интересно всей России!

– Послушайте лучше меня вы, Алиса, – остановила её молодая ведьма. – Я не сотрудничаю с прессой. Дело пока далеко не ясно. Хочу вас предупредить, что находиться здесь попросту опасно: не лезьте куда попало со своим расследованием.

– Вы мне угрожаете?!

– Что вы, я просто не хочу разбираться в вашем убийстве.

– Спасибо за заботу, – буркнула журналистка. – Могу я поговорить с вашим мужем? Где он?

Где был сейчас Генри, Гермиона не знала, ибо с трудом представляла, где можно достать столетний корень ливориса. Собственно, как и сам Генри – но он обещал отыскать всё, что ей нужно, и в кратчайшие сроки.

– Мисте… мой муж занимается следствием. Вы сможете поговорить с ним, когда он будет свободен.

– Он в монастыре?

– Это закрытая информация.

Журналистка злобно прищурилась.

– Хорошо. Я в другой раз. Благодарю вас.

* * *

Корень ливориса был у Гермионы к ужину, после полуночи она закончила своё зелье. Но следовало выдержать его ещё тридцать шесть – сорок часов.

На следующий день, когда Генри отправился предупреждать брата Гавриила о действе, кое состоится на кладбище через ночь, Гермиону посетили Дмитрий Сергеевич и Лёшка. С результатами вскрытия.

– Вы присаживайтесь, Ева Бенедиктовна, – суетился Лёша, краснея. – Я сам чай разолью. Не беспокойтесь.

– Спасибо, – Гермиона послушно села и подвинула парню свою чашку. – Ну и что же там?

– Сегодня курьер привёз результаты вскрытия, – важно повторил участковый. – Интересная, доложу я вам, картинка.

Он вынул из папочки, которую принёс с собой, несколько листков и положил их на стол между конфетами и сахарницей.

– С трупом Гранова Евгения – это брат Алексий – всё ясно. Причина смерти – кровоизлияние в мозг вследствие сильного удара тяжёлым тупым предметом в область затылка. Смерть наступила мгновенно. Убийство совершено между одиннадцатью и двумя часами в ночь с восьмого на девятое июня. Орудие убийства найдено рядом – это большой камень. Интересные детали здесь – вес камня более пятнадцати килограммов, удар нанесён сверху, с размаху. Наш убийца должен обладать недюжей силой и высоким ростом.

– А следов-то не было, Димитрий Сергеич! – встрял Лёшка, кончивший разливать чай и теперь поглощавший потихоньку лондонские конфеты. – Такой здоровяк, Ева Бенедиктовна, должен ого-го сколько весить, – пояснил он. – Тела убиенных найдены в грязи, сырой ночью. Следы же на месте преступления – только убитых да членов прихода, натоптавших там. Последнее осложняет дело, но около стола, где ударили Алексия, хоть там и нагажено, но глубоких следов нет.

– Молчи, Лёшка, – рассердился участковый. – Ева Бенедиктовна, вы прекрасно понимаете, что это всё – только предположения: как Лёша сказал, там здорово натоптали. Вроде бы подходящих следов нет. Но Алексей Семёнович и Павел не дают никаких гарантий.

– Ага, хорошо там монахи постарались! – опять перебил Лёшка. – Я вот думаю, что они специально натоптали, где не следовало!

– Алексей! – рассердился участковый. – Оставь свои глупости! Извините, Ева Бенедиктовна. Мы отвлеклись, а впереди самое интересное. Итак, результаты вскрытия тела гражданки Александровой. – Он взял в руки второй листок. – Причина смерти – огромная кровопотеря вследствие нанесения множественных ран посредством рассечения кожи хлыстом. Орудие преступления найдено там же. На нём есть отпечатки монахов прихода, но они под кровавыми следами на рукоятке. Поверх же кровавого налёта не просто нет отпечатков – вообще нет следов человеческой руки. Нельзя допустить, что преступник вытер хлыст после умерщвления жертвы и, предположим, держась за кончик, замарал рукоятку кровью опять – тогда были бы стёрты ранние отпечатки. Остаётся предположить, что во время убийства преступник, использовавший перчатки, не испачкал рукоятку хлыста – и кровавые пятна попали на неё уже после того, как был нанесён последний удар. Предположим, преступник уронил хлыст на тело, а потом откинул за кончик. Это что касается орудия преступления. Дальше – ещё любопытнее.

Гражданка Александрова девственницей не была. В ночь убийства интимной близости с Грановым у неё не состоялось. Тем не менее убиенная была изнасилована. Вероятнее всего, до нанесения ран хлыстом. У неё выдран клок волос, обнаружены синяки на руках и бёдрах. Также ей был нанесён сильный удар в область живота, возможно, неоднократный. Но вернёмся к эпизоду изнасилования, – участковый на минуту поднял глаза и вздохнул. – Вы простите, что я так… Да вы, верно, привыкли… В общем: характер повреждений говорит о том, что имело место грубое, жестокое изнасилование. Однако никаких следов семенной жидкости не обнаружено. Не обнаружено также каких-либо следов латекса, смазки или любых других материалов, применяемых для подобной защиты. Эксперты были склонны предположить, что повреждения нанесены твёрдым изделием фаллической формы из не оставляющего следов материала. Однако характер повреждений указывает на природное изнасилование. Лёшка тут…

– Я предполагаю, – горячо подхватил Лёшка и покраснел, – ну… или мужчину с… ну, протезом сами понимаете где, или даже женщину, – страшным шёпотом закончил он. – Только очень сильную – камень тяжеленный, да и удары хлыста нанесены с чудовищной силой. Вот.

Гермиона промолчала.

– Я сначала вообще слушать не хотел, Ева Бенедиктовна, – смущённо сказал старый участковый. – А там подумал… А ну мало ли… Дело-то загадочное… Но я только вам Лёшины соображения передаю. Вам и Герману Фёдоровичу. Скоро он возвратится, кстати?

– Скоро. А где же наши следователи? – спросила Гермиона.

– Ругаются с журналисткой. Она с курьером в город свою первую статейку передала, им прочесть не дозволила… Там такой крик стоит – Бурлаков грозится девчонку в участке запереть. Вообще бесится – страсть.

– А это потому, что ничего они не находят! – надменно заметил Лёшка. – Приехали такие важные помогать местным бездарям – и вот вам. Люди мрут – а толку ноль. Выходит, и они не лучше нашего. А когда им вас с Германом Фёдоровичем в надзор поставили – вообще стыд. А вы, Ева Бенедиктовна, зря их щадите – пусть бы они вам докладывались, как полагается, отчитывались.

– Алексей! – совершенно рассердился участковый. – Ева Бенедиктовна сама знает с кем и как себя вести! Что ты лезешь к человеку! Вообще, нам пора. Нужно ещё проследить, что там с этой Пригаровой – не хочу я её держать под стражей. Она-то ничего пока не нарушила – зачем оно мне надо?..