Доамна(1) Нэсмизидас была укутана в плотную тёмную чадру, и лишь ткань, скрывающая нижнюю часть её лица, слегка просвечивала в отблеске горящей в комнате одинокой свечки. Но, невзирая на это, представшая перед Гермионой женщина была самой прекрасной из всех, какие только могут существовать на земле. Завораживающая, чарующая.

Её кожа, белоснежная и блестящая, сияла едва заметным лунным светом, а золотые локоны под чадрой струились в неосязаемом ветре, колыхавшем и её одеяние. Обнажающиеся от этого неземные руки вейлы, белоснежные и изящные, едва заметно мерцали миндаликами ноготков.

Глаза Нимрадели Нэсмизидас блестели неясным потусторонним свечением, колышущем что-то глубоко внутри любого, дерзнувшего взирать в них. Её голос звучал, словно музыка, и разом охватывал и пленял разум и чувства, околдовывал и покорял.

Гермиона никогда раньше не видела чистокровных вейл так близко – только когда-то очень давно с высоты трибун на Чемпионате мира по квиддичу. И вот теперь будто сама красота воплотилась перед ней в образе этой женщины, которая не была, не могла быть просто человеком. Неземная, потусторонняя: всё колдовство красоты, воплотившееся в образ сильфиды.

– Я вижу, матушка произвела на тебя впечатление, – засмеялась тем временем Амаранта, чья краса будто меркла рядом с этим чарующим творением природы и магии.

Гермиона запоздало поздоровалась, стараясь сдерживать трепет восторга.

– А это отец, ты, видно, и не приметила его в тени лучезарной супруги, – мелодично продолжила Амаранта, и, опомнившись, Гермиона второй раз в жизни увидела настоящего чистокровного вампира вблизи.

Высокий и будто истощённый мужчина с тёмными кругами под глазами и заплетёнными в длинную косу тронутыми проседью эбеновыми волосами странно улыбнулся, делая несколько шагов навстречу гостье. Несколько выбившихся тёмных прядей обрамляли бесплотную бледность его лица, черты казались настолько хрупкими, будто были высечены изо льда; ни признака света или тепла – и всё же этот алебастровый лик, казалось, светился каким-то внутренним пламенем. Вампир протянул Гермионе ладонь, но, вместо того чтобы пожать, поднес её руку к губам – и кожа его, и его синеватые бескровные уста оказались очень холодными и как будто каменными.

– Моё почтение, мадам, – произнёс отец Амаранты звучным и красивым, но весьма необычным голосом. Гермионе было бы сложно сказать, в чём состоит странность – но она была очевидна. – Моё имя Рэжван, – продолжал вампир, пристально следя за её глазами своим немигающим взглядом.

Глаза домнула(2) Нэсмизидас были похожи на чёрные омуты, подёрнутые инеем. Передвигался он бочком, странными отрывистыми и резкими движениями и почему-то напомнил Гермионе величавого богомола.

– Мы напугали твою подругу, дорогая, – пропела, будто перебирая струны арфы, Нимрадель. – Не смущайтесь, мадам. Присаживайтесь. Или вы желаете сразу уединиться с Чарльзом?

Только теперь Гермиона наконец-то заметила Чарли, который беззвучно смеялся, сидя за большим деревянным столом у самой свечи и наблюдая за ней. Амаранта уже стояла рядом, и её тонкие изящные пальчики играли кончиками его шейного платка.

– Ох матушка-Моргана, Чарли! – ахнула леди Малфой. – Как же это я тебя не заметила? Привет.

– Здорóво! – хохотнул волшебник. – Заметишь тут убогого пасынка эльфа-домовика рядом с моей лучезарной будущей тёщей!

Амаранта тяжело вздохнула, а под вуалью Нимрадели проступила, словно вспышка лазури, лёгкая улыбка осуждения.

– Чарльз как будто и не видит меня, когда дочь рядом, – вздохнула доамна Нэсмизидас и перекинулась с мужем странными взглядами.

– Ваша брошь, миссис… ой, простите, – неловко закончила Гермиона, протягивая вейле использованный портал.

– Благодарю, дорогая. – Кожа пальцев, коснувшихся Гермиониной ладони, была бархатно-воздушной, даже быстрое её прикосновение ласкало и казалось поистине упоительным. – Идите, побеседуйте с Чарльзом в той комнате, – Нимрадель кивнула на затворённую дверь, – а потом уж мы с вами пообщаемся немного, пока дети друг другом натешатся.

Чарли хмыкнул, поднимаясь со стула, а Амаранта улыбнулась задумчиво и пленительно. Волшебник первым вошёл в небольшую, но уютную комнату, где опустил на тумбу свечу, которую забрал со стола, оставив хозяев дома без освещения.

– Итак, гонец противной стороны, – с усмешкой заговорил рыжий колдун, – ты будешь взывать к моим братской любви и чувству справедливости?

– Вроде того, – хмыкнула Гермиона.

– Впрочем, я могу сильно помочь тебе, – продолжал Чарли. – Знаешь, Гермиона, быть может, я уже давно помирился бы с Роном, невзирая на всё его беспутство и страшные этого беспутства последствия, – неожиданно произнёс он, отворачиваясь к мутному матовому стеклу окна, – но ведь моего брата Рона уже нет, и никогда не будет на этой земле, – продолжал он. – Рон изменился: неузнаваемо, необратимо – и мы совершенно чужие с этим человеком теперь. Я не знаю, о чём говорить с ним, не знаю, как может выглядеть наше так называемое примирение – и к чему оно нужно. Мы не ссорились с ним, Гермиона, – снова повернулся к своей собеседнице Чарли. – Он просто в один прекрасный день исчез, бросив свою семью для того, чтобы скитаться по миру с безумцем, который затем хладнокровно прикончил нашу сестру у него на глазах. Чего ты от меня хочешь? Устроить семейный ужин вместе с Роном и его малолетней невестой? Это будет мрачной затеей: наша мать сошла с ума, наша сестра в могиле, там же два наших брата. Другой наш брат вместе со своей супругой носят незримый траур по её пропавшей сестре, и оба никогда не улыбаются. Устрой ужин для Рона и семейки Перси – вот уж кто легко сносит всё, меняет стороны и устраивается, руководствуясь исключительно своим честолюбием. Нам стоит поучиться у него, пожалуй. Перси – малый дальновидный. И самый успешный из нас. Он будет польщён.

– Прости, Чарли, – грустно пролепетала Гермиона. – Я не хотела бередить твои раны. Просто я считаю, что стоит дорого ценить то, что ещё осталось. Пока оно есть. Джинни так и не успела помириться с вашим отцом – и очень от того страдала. А ещё больше страдает теперь он. Как бы человек ни переменился, он всё равно где-то глубоко остаётся прежним.

– Дело твоё, – махнул рукой рыжий волшебник. – Может, в этом что-то и есть. Попробую повидаться с ним, а дальше – посмотрим.

– Ты не пожалеешь! – горячо заверила ведьма, вдохновлённая внезапной победой. – Он ведь твой…

– Гермиона, – Чарли решительно повернулся к ней, – ведь ты же знаешь о том, что пропала сестра моей невестки?

Ведьма осеклась на полуслове.

– Чарли…

– Крам говорил, ты даже в курсе… – безжалостно продолжил тот и красноречиво умолк, вопросительно глядя на свою собеседницу.

Она кивнула с мученическим выражением лица.

– И Волдеморт тоже знает?

Гермиона кивнула вновь. И предостерегающе подняла руку.

– Не спрашивай меня о Габриэль, – торопливо попросила она. – Я ничего не скажу тебе, кроме того, что уже говорила Виктору – она жива и вполне счастлива сейчас без своих воспоминаний. Не проси меня о том, в чём я вынуждена буду отказать тебе.

Какое-то время они молчали. Казалось, Чарли пытается побороть что-то у себя внутри.

– Ты не говорила Ами о том, что я состою в Ордене Феникса? – наконец с усилием спросил он.

– Нет. Не переживай об этом.

– Не хочу, чтобы она была втянута в нечто подобное. Даже когда мы поженимся.

– Послушай… – с невольной дрожью пробормотала Гермиона, внезапно вспоминая Дануца Попеску. – Я… впервые сегодня побывала здесь, в этой деревне, среди… этих существ…

– Не стоит утруждать себя подобными речами! – хмыкнул Чарли, снова развеселившись. Смущение его пропало без следа. – Мне плевать, будь Ами хоть чадом двух полоумных дементоров!

– Но твоя семья…

– Билл женился на внучке вейлы, – прервал её собеседник, – все только рады были.

– Но Флёр тем не менее человек. Она ведьма, признанный член Магического сообщества.